Давид против Голиафа

Крах социалистической системы продемонстрировал изначальную ложность марксистской предпосылки о том, что бывают общества двух видов: «плохие», эксплуататорские, и «хорошие», основанные на социальной справедливости. Сегодня интеллектуалы, исследующие тайну «юдоли человеческой» в ее и теологическом и социальном контекстах, приходят к выводу, что общество как глобальный механизм организации человечества есть инструмент, в конечном счете, не менее враждебный биологическому индивидууму, чем вполне бесчеловечный физический космос. Точно так же как космос общество вытягивает из каждого живущего индивидуума его внутренние ресурсы, его «экзистенциальное тепло»; точно так же как космос общество стремится раздавить каждого индивидуума, превратив его из точки противостояния среде в часть этой среды, в объект, ничем не отличающийся от объективной сущности общества.

Социализм своим коллективизмом и тоталитарностью наилучшим образом продемонстрировал, что стремление лучших политических умов прошлого превратить всемирное общежитие в нечто подобное безотказно работающему механизму во имя справедливости на самом деле дает абсолютно деструктивный эффект, лишая смысла каждую конкретную человеческую жизнь. После конца социализма обнаружилось, что мировая олигархия взяла на вооружение все его «завоевания» в тоталитарно-бюрократической сфере, в области господства и угнетения, где социализм достиг максимальных успехов.

Сегодняшний империализм на наших глазах строит вполне «бесклассовое» общество, которому могла бы позавидовать сталинская Москва: современное социальное пространство лишено устойчивых классовых страт с присущими им традициями, жизненными целями, менталитетом и т. п. Социальное пространство западного мегаполиса почти сплошь люмпенизировано. Современный люмпен – это, как правило, лишенный корней и устойчивых этических ориентиров, поверхностно образованный индивидуум, который примерно в одинаковой степени готов к любому повороту колеса фортуны. Главной его жизненной целью являются деньги, связанные по возможности с минимальным количеством обязательств. Он не включен ни в какие органические структуры солидарности, свойственные более архаическим фазам развития социума, а его самосознание себя как гражданина некой страны основано на «промывке мозгов», осуществляемой правительственными СМИ, и имеет вполне условный характер.

В этом обществе фактически нет бенифициаров. Однако это не означает, что архаическая пирамида сакральной власти исчезла. Просто сегодняшние реальные элиты находятся вне общества, стоят над ним. Их присутствие в социальном сознании имеет мифологизированный искаженный характер и в информационном плане обслуживается желтой прессой, сам характер которой дает обсуждаемому предмету привкус чего-то сказочного, нереального.

В этих условиях главной стратегической проблемой Истории становится организация социально-политического протеста, который как бы лишается своего субъекта с исчезновением классических «пролетариата» и «буржуазии». Точнее говоря, субъектность протеста размывается на мириады микроскопических протестных импульсов, живущих в индивидуальных сердцах, которые, тем не менее, не способны пережить опыт солидарности, в силу того, что обладатели этих сердец в человеческом плане слишком деградированы.

Вместе с тем, гибель протеста как принципиального фактора означает духовную смерть самого человечества, за которой неминуемо последует и его физическая катастрофа. Протест есть смысловой стержень истории.

Из всего сказанного следует, что на нынешнем этапе состояния мирового общества задача консолидирования экзистенциальных протестов в единый политический вектор может быть возложена только на религию как последнюю и предельную область этического долженствования. В силу этого, базой для формулирования такого теологически обеспеченного протеста становятся те среды, где социально навязанная извне солидарность сочетается с открытостью к религиозному дискурсу. Такой средой на сегодняшний день являются, в первую очередь, диаспоры.

Для любой протестной идеологии крайне важно опереться на концепцию некой мессианской общности, которая могла бы выступить в качестве реального коллективного деятеля, инициирующего смысловое изменение Истории (фундаментальную смену парадигм сознания). С этой целью на роль такого исторического мегасубъекта назначались различные социальные классы (буржуазия, пролетариат…), нация («народ-богоносец», «избранный народ»…) и другие образования. Проблема в том, что любые общности, основанные на позитивных – т. е. жизнистских – ценностях, оказываются либо виртуальными, либо ложными.

Классовая солидарность, опирающаяся на единые для данного класса политэкономические интересы, представляет собой виртуальную общность. Именно поэтому множество выходцев из любого данного класса действует по убеждениям вопреки классовым интересам. И, с другой стороны, все эти классы исторически оказались упраздненными к сегодняшнему дню с изменением макроэкономического расклада.