Во времена фараонов цивилизация давала концепцию человеческого единства в рамках цивилизационного проекта. Самый последний земледелец имел отношение к фараону хотя бы как бесконечно малое от него. Леволиберальный дискурс, положивший в свою основу концепцию пролетариата и сделавший ставку на борьбу классов, сильно подорвал иллюзию единого общества, сходящегося на общей цели. Сегодняшние политтехнологи активно пытаются представить постмарксистский и постсоциалистический мир еще и как постклассовый. Однако для этого остается все меньше аргументов. В большинстве регионов мира стремительно дискредитируется национализм как точка сборки. Национализму бросают вызов землячества и диаспоры мигрантов, старые местные сепаратизмы (ирландцы, баски, албанцы, курды и т. п.). Наконец, обостряющееся социальное противостояние верха и низа. Вторым после национализма ответом на вызов теории классовой борьбы стала встречная теория «открытого общества», либеральной демократии. Однако по мере глобализации резко сокращается целесообразность демократической демагогии и электоральной процедуры, вместо которых приходит прямое администрирование и силовой прессинг.
В условиях, когда Фукуяма рассуждает об излишках населения Земли, Поппер становится ветхим и смешным. Пока еще мегаполисный обыватель, затуманенный спортивной картинкой и все еще действенным супер-эго, не готов воспринять второе издание классовой борьбы в постмарксистском неорелигиозном изложении. Однако иллюзия единого общества с единой общечеловеческой задачей «всем жить хорошо» доживает последние дни.
4.6. Кризис смыслового представительства политических партий
Сегодняшняя парламентская партия – это инструмент либерального клуба, через который либералы тянут щупальца либо к мозгам традиционных элит, пытаясь продать им себя подороже как союзников, либо к мозгам молчаливого большинства, предлагая себя в поводыри слепых посреди чуждого враждебного мира. Платформа этих партий, скорее, определяется социальными психологами и выверяется с точки зрения электоральных идиосинкразий, в то время как лидеры ничем не отличаются от звезд шоу-бизнеса. Современные политические партии входят в конфликт с растущими амбициями международной бюрократии, которая создает такое пространство управления, где партийной организации практически нечего делать. Именно поэтому национально ориентированные правые либералы становятся бастионом сопротивления любым наднациональным региональным слияниям типа ЕС.
4.7. Крах правой идеи
Правая идея либерализма в какой-то момент приобрела популистский размах и попыталась апеллировать к крупной национальной промышленности, которой угрожало развитие спекулятивного капитала, засилье и растущее влияние фондовых рынков. В принципе, правые либералы опирались на вполне марксистскую идею, противопоставлявшую производительный труд всем другим видам оплаченной деятельности. В какой-то момент традиционалистские элиты классического старого Запада играли с мыслью: «А не сделать ли ставку на крайне правых популистов?», – однако неприятный опыт Первой Мировой войны сделал этот клуб осторожным, и они решили заключить союз с финансовыми демократиями (самое смешное, что тоталитарный сталинский СССР в системном плане являлся точно такой же финансовой демократией, как и США!). В итоге правые популисты понесли военное поражение, что сократило правую площадку до формата праволиберального консервативного индивидуализма, который. по большому счету, не жизнеспособен и даже в условиях США нуждается в наркостимуляции баптизмом.
4.8. Крах левой идеи