Давние встречи

На маленькой полке в моей комнате лежит маленький детский лапоток, сплетенный когда-то нашим деревенским пастухом Прокопом. Мне хочется рассказать историю лапотка. Жили мы тогда в деревне, носившей странное имя Кочаны. Деревню пересекала небольшая речка Невестница, в которой мы ловили рыбу и раков. Я жил вместе с семьею в домике, принадлежавшем моей покойной двоюродной бабушке, тетке моего отца. Под одной крышей с нами в избушке жил деревенский пастух Прокоп вместе со своей женой Ракитой, курившей глиняную трубку. Летом Прокоп выгонял в поле деревенское стадо, зимою плел лапти. У него было наготовлено много вязанок обрезанных и очищенных липовых лык, связанных пучками. Я любил смотреть на работу Прокопа, на его голову со свесившимися на лоб густыми черными волосами. Он сидел в избе у маленького окошка, поджав под себя обутые в лапти ноги. На коленях он держал деревянную колодку с новым лаптем, ловко и быстро поддевал железным согнутым кочетыгом приготовленные свежие лыки, стучал по лаптю деревянным черенком кочетыга. Я любил Прокопа за его доброе сердце, за ласковый нрав, за любовь к охоте. В начале зимы мы ездили с ним охотиться на тетеревов «с подъезда». Мы сидели в маленьких саночках-дровнях, запряженных смирной лошадью, тихонько подъезжали к сидевшим на березах тетеревам, клевавшим мерзлые почки. Иногда мы возвращались с охоты с добычей.

В тот год ко мне в деревню приехала моя молодая жена Лидия Ивановна. Она никогда не видела русской деревни, жила в Москве. Мы прожили в деревне лето и зиму, и однажды, вернувшись из города, она тихонько сообщила мне, что у нас будет ребенок. Весть эта меня взволновала.

В деревне мы жили всю зиму. Весною, в апреле, когда раструхли зимние дороги, пришло время жене родить. Я пешком пошел в дальнее село, где жила акушерка-фельдшерица. Ехать по дороге было невозможно. Пока я ходил, поднялась в речке вода, пожелтел, надулся лед. Мы долго шли по раструхшей дороге, и, когда подошли к нашей деревне, я увидел, что тронулась наша речка и по воде плыли льдины. Что было делать?! Я был тогда силен и молод, поднял на каркушки фельдшерицу и стал сигать со льдины на льдину. Так мы переправились на другой берег.

Вечером жена благополучно родила ребенка — девочку, которую мы назвали Ариной. «Круты горки, да забывчивы!» — сказала после родов моя мать. Аринушка лежала в кресле возле кровати роженицы. Помню, с весенней охоты я принес трех убитых краснобровых косачей-тетеревов, положил перед кроватью на пол. Жена радостно улыбалась. Это был мой подарок. Других подарков я сделать не мог.

Всю неделю акушерка жила у нас: нельзя было перейти реку, шел лед. Чуткий пастух Прокоп сплел для моей крошечной дочери Аринушки маленькие лапоточки из красноватых вязовых лык. В таких вязовых лаптях по большим праздникам ходили в церковь наши девки и бабы. Лапоточек этот у меня хранится, стоит на маленькой полке в моей комнате. Второй лапоточек я подарил моему другу Федину, гостившему у меня в деревне. Мой друг бережно хранит мой подарок.

Смотря на вязовый маленький лапоточек, я вспоминаю далекие счастливые времена, маленькую нашу деревеньку, пастуха Прокопа, мою первую, ныне покойную дочь, любившую меня трогательной любовью.

Кузовок

Уже много лет на полочке в моей комнате стоит небольшая корзинка-кузовок, сделанная из твердой бересты. Кузовок этот подарил мне мой приятель — лопарь Артамон, служивший некогда сторожем в Лапландском заповеднике, где в давние годы я провел лето и две ранние весны. Кузовок сделан так плотно, что в нем можно носить воду. Он годится, чтобы собирать в него грибы и ягоды.

В Лапландском заповеднике на озере Чуна я жил в маленьком домике, который описал в одном из моих рассказов. Иногда ко мне заходил Артамон. Некогда у Артамона на Чуне было свое хозяйство. Он держал ездовых оленей. Помню, у Артамона на озере Чуна случилось большое несчастье: утонула его родная дочь. Артамон мужественно перенес свое горе. Теперь Артамон жил в переносном чуме. Высоко на дереве у него была устроена бревенчатая кладовая, в которой зимою он хранил съестные запасы от хищных рысей.

Когда я весной собирался вернуться в Ленинград, Артамон отправился меня провожать. Нужно было пройти на лыжах большое расстояние по озеру Чуна и по озеру Имандра, берега которого в те времена были покрыты густым лесом. Помню, как мы шли не торопясь по слежавшемуся снегу на льду озера Чуна, перешли перекаты, к вечеру вышли на Имандру, огромное озеро, тогда еще не тронутое человеком.

В Лапландский заповедник никаких дорог не было. Солнце уже почти не заходило. Начинался полярный день. Солнечные лучи нагревали темные стволы деревьев. Темные древесные ветки, упавшие на снег, покрывавшие лед озера, нагреваясь в солнечных лучах, глубоко проваливались в снег и лед, образуя во льду отверстия, доходившие до поверхности воды.