Давно закончилась осада…

На той же неделе подняли еще одного затопленного великана. Оба корабля буксиры утащили в самую оконечность Северной бухты, к Инкерману, и приткнули к отмели. Там их неспешно принялись разделывать плотники. Видимо, просто для того, чтобы не занимали место. Говорили, что ни корпуса́ целиком, ни их древесина ни для чего уже не годятся, потому что источены морским червем…

Пришел апрель, близилась Пасха. Дни сделались совсем теплые, почти летние. По берегам появилось немало рыболовов. Но Коля рыбалкой не интересовался. Ничуть. Ему казалось скучным подолгу ждать дерганья поплавка, да и жаль было трепещущую, попавшую на крючок рыбу. Приятно было угощаться жареной ставридой или кефалью, но видеть, как она бьется, пуская кровь из-под жабр, — это уж увольте… Конечно, в такой постыдной жалостливости Коля не признавался никому из приятелей. Кроме Жени. Женя его понимал. Он и сам не был любителем рыбной ловли.

Интереснее было охотиться за крабами. Кинешь приманку из гнилого мяса в сетку, натянутую на ивовый, с грузилами, обруч, спустишь эту сетку с причала к самому дну и смотришь, как осторожный краб подбирается к добыче. А потом — дерг кверху! Попался!.. Однако, сам Коля крабов не ловил, смотрел только, как охотятся другие. Но скоро убедился, что хорошего тут мало. Мальчишки обычно сразу расшибали крабов о камни, чтобы пустить их мясо на наживку для рыб. А иногда варили их, выколупывали «начинку» и делали из пустых панцирей и клешней чучела — для продажи туристам. Но такое занятие Коле казалось противным и предательским по отношению к пленным крабам.

Впрочем, среди мальчишек Артиллерийской слободки мало было любителей рыбалки и охоты за крабами. Всех гораздо больше волновала другая охота.

На отогревшихся склонах кургана и косогорах, на обвалившихся брустверах и в полузасыпанных траншеях мельтешили, как воробьиные стаи, мальчишки со всего города. Добывали из-под камней, из сухой глины и сыпучей, перемешанной с гравием земли то, что осталось от войны.

Уже не один год шла такая охота, но до сих пор пули и осколки попадались сплошь и рядом. Форменные гудзики тоже. А случалась и более интересная добыча: кокарды, штыки, помятые фляжки, истлевшие ремни с форменными бляхами, медные накладные буквы и цифры с эполет. Некоторые счастливчики находили ржавые тесаки и даже сабли…

Немало встречалось и ядер. Всякий раз у Коли замирало сердце, но при осторожном осмотре, он убеждался, что это сплошные чугунные шары, без отверстий и без остатков запальных трубок. Ну, оно и понятно. Так ли уж много их, бомб и круглых гранат ударилось тут о землю и не взорвалось? Скорее всего, это большая редкость…

Коля увлекался сбором трофеев не меньше остальных мальчишек. А может, и больше. Ему это было в новинку. Он горел азартом, для него каждая находка была свидетельством истории, в то время как его приятелей чаще всего интересовало другое: на сколько копеек «потянет» их трофей?

Впрочем, Колю это интересовало тоже. Не столько ради самих денег, сколько опять же из-за азарта. Это было увлекательнейшей игрой — такая и не снилась ему в прежние времена, в столице!

У разных ребячьих компаний были свои, определенные давним обычаем, места для торговли. Мальчишки и девчонки Корабельной стороны предлагали свой товар посетителям Малахова кургана, Второго и Третьего бастионов. Ребята из городских кварталов держались ближе к пристаням, куда подходили шлюпки с прибывших пароходов. И в этом было свое преимущество. Только что ступившие на берег пассажиры горели свежим интересом к здешним достопримечательностям и сувенирам.

Первые пароходы с туристами — и российскими, и заграничными — стали приходить в конце марта. Сперва не очень часто, а потом чуть не каждый день. Иностранцы обычно приплывали из морей, лежавших за Босфором, где перед этим посещали земли древних библейских стран…

Коля, конечно, сперва стеснялся торговать. Но быстро привык и, в точности как другие мальчишки, бойко объяснялся с «дамами и господами», на пальцах показывая стоимость своего товара.

Заработанные копейки и гривенники он ссыпа́л дома в жестяную коробку и думал, что, если у них с тетушкой наступят трудные времена, он с гордостью откроет свой запас.

Татьяну Фаддеевну, однако, не радовал образ жизни ее ненаглядного племянника — успевшего загореть под весенним солнцем и вечно перепачканного сухой глиной и пылью бастионов.

— Ты совершенно превратился в уличного сорванца! Целыми днями пропадаешь на свалках!

— Там не свалки, а исторические места! Я собираю коллекции!

— Тебе надо заниматься не коллекциями, а уроками! Иначе на весенних экзаменах тебя ждет чудовищный позор!

Коля на всякий случай мысленно плевал через плечо, но боялся не очень. Во-первых, он все-таки занимался уроками (хотя и не столь старательно, как зимой). Во-вторых, он уже знал, что не так страшна гимназия, как оно казалось прежде.