Дажьбог - прародитель славян

Второй раз Дажьбог упоминается в летописи при рассказе о религиозной реформе Владимира Святославича в 980 г.: «И пача княжити Володимеръ въ Киевѣ единъ, и постави кумиры на холму, внѣ двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а оусъ златъ, и Хърса, Дажьб(ог) а, и Стриб(ог) а, и Симарьгла, и Мокошь (и) жряху имъ наричюще я б(ог) ы»[5]. На первом месте в пантеоне Владимира оказался громовержец и бог войны Перун, на втором месте — солнечное божество Хоре, заимствованное, по всей видимости, славянами у своих южных ираноязычных соседей, а почетное третье место в этом перечне богов занял Дажьбог. Как было показано мной в исследовании о «Голубиной книге», если исключить двух явно неславянских божеств Симаргла и Хорса, то все остальные собственно славянские божества из этого перечня в своей совокупности в точности соответствуют описанию облика Первобога в данном духовном стихе. Дажьбог в этом контексте соотносится с солнцем как лицом Первобога, из тела которого возникла вся видимая Вселенная, что вновь подтверждает солярную природу этого божества, впервые отмеченную в славянском переводе «Хроники» Иоанна Малалы. Достоверность известия «Повести временных лет» о пантеоне Владимира подтвердили археологические раскопки в Киеве 1975 г. В их ходе было обнаружено небольшое прямоугольное сооружение, вытянутое параллельно великокняжескому дворцу X в. на расстоянии 25–27 м к востоку от восточной стены дворца. Фундамент этого сооружения датируется 971–988 гг., а наиболее вероятна указанная в летописи дата 980 г. Интересно отмстить, что оно было ориентировано по линии север — юг и на краях обрамлялось своеобразными «лепестками», на которых, очевидно, размещались языческие идолы. Понятно, что в центре пантеона должно было стоять изваяние Перуна, местоположение других богов определяется весьма предположительно. Б. А. Рыбаков довольно логично предположил, что на двух южных «лепестках» могли помещаться идолы Дажьбога и Хорса как солнечных божеств, обратив особое внимание на отстоящую на 2 м на юго-запад от фундамента ямку диаметром около 80 см, по краям которой прослеживаются следы двенадцати кольев, которые могли олицетворять годовой солнечный цикл из двенадцати месяцев. Впрочем, пантеон Владимира простоял на этом холме недолго — вплоть до следующей религиозной реформы этого же князя, принявшего через восемь лет христианство. «Проложное сказание о Владимире» в Прологе 1383 г. так описывает первое действие этого князя после крещения: «И пришедъ къ Киеву изби вся идолы: Перуна, Хорса, Дажьбога и Мокошь и прочая вся кумиры…»[6]. Хоть «Проложное сказание» было составлено достаточно поздно и, по всей видимости, его автор взял перечень славянских божеств из цитировавшейся выше летописной статьи 980 г., тем не менее эта фраза полностью соответствует исторической действительности, поскольку Владимир с рвением неофита начал энергично уничтожать всякую память об отеческих богах.

Еще один раз этот бог упоминается в «Слове Иоанна Златоуста о том, как поганые веровали идолам», написанном в XIII–XIV вв. Автор данного древнерусского поучения против язычества, посетовав, что и после крещения славяне продолжают поклоняться Перуну, Хорсу, вилам, Мокоши, упырям и берегиням, далее продолжает: «А друзии веруютъ въ Стрибога, Дажьбога и Переплоута, иже вертячеся ему пиють в розехъ, забывше Бога, створившаго небо и землю, моря и рекы и источникы и тако веселящеся о идолехъ своихъ»[7]. Сокрушения по поводу двоеверия своих современников создателя данного «Слова» наглядно показывают, что и спустя целых триста-четыреста лет после насильственной христианизации наши предки помнили и чтили своих исконных богов, игнорируя бога навязанной им религии, что вызывало сетования православного духовенства.

В пятый раз в письменных источниках имя древнерусского бога солнца встречается нам в знаменитом «Слове о полку Игореве». Его создатель так красочно описывает начавшийся упадок мощи Руси:

«Тогда, при Олзѣ Гориславличи,
сѣяшется и растяшеть усобицами,
погибашеть жизнь Даждьбожа внука;
въ княжихъ крамолахъ вѣци человѣкомъ скратишась.
Тогда по Руской земли рѣтко ратаевѣ какахуть,
нъ часто врани граяхуть,
трупиа себѣ дѣляче,
а галици свою рѣчь говоряхуть,
хотятъ полетѣти на уедие»[8]

.