Даже для Зигги слишком дико

Судя по тому, с каким энтузиазмом кивает головой немецкий коллега, американский критик несет именно ту чушь, которая устраивает телегруппу. Поменяйся журналисты местами, немец лопотал бы примерно то же самое. В конце интервью американца искренне благодарят и угощают сандвичем и пивом из ящика с подтаявшим льдом — влажная этикетка на бутылке съехала в сторону.

На сцену выходят ребята из группы Рива — начинают подключать и настраивать аппаратуру.

Рив появляется в девственно чистой пиратской сорочке и скрипящем кожаном трико. Подходит к микрофону, пригибает голову и упирает в него лоб. Стоит так, весь в себе, несколько мгновений. Затем вдруг охватывает микрофон губищами-дирижаблями. Облизав металлическое эскимо, отстраняется и говорит: «Проверка-проверка-проверка. Раз-два-три, раз-два-три». Немцы делают интернациональное колечко пальцами — всё о’кей! — и начинают кивать головами в ритм, когда знакомая музыка наполняет фальшивую клубную ночь.

В итоге семь миллионов немцев имеют возможность полюбоваться на экранах своих телевизоров тем, как дивно Рив движется по сцене — будто крадущийся лев. Его обтягивающее трико переливается в паху, как кожа ящерицы на солнце. Рив надувает губищи совсем как Джим. И смотрит совсем как Джим — один глаз полуприкрыт, зрачки вверх. Но этот странный взгляд странных глаз смотрит с экрана телевизора вам прямо в душу, а сам музыкант погружен в кипящий океан чарующих звуков.

Но когда Рива показывают уже в домашней обстановке, зрители не могут не ахнуть: это совершенно другой человек! Метаморфоза ошеломляющая. Из загадочного грозного зверя — в благовоспитанного юношу. Вне сцены Рив какой-то весь крохотный, недокормленный, встрепанный и неуверенный в себе — как птенец, только что вывалившийся из гнезда. Сходство довершают глаза — маленькие, по-птичьи круглые. От льва — ни следа, от ящерицы разве что какая-то бескостность лица. Одни округлости и пупырышек вместо подбородка. Сидя у экранов, семь миллионов немцев гадают, каким образом это невзрачное существо способно во время шоу нечеловечески преображаться — надевать другие глаза, делать угластое лицо, наращивать массивный подбородок. И куда это девается, когда он сходит со сцены? Если это не диковинный фокус, то, уж конечно, настоящее волшебство! Единственное, что не меняется, — его губы. Ну и губищи! Как пузыри, которые для смеха подкладывают кому-нибудь под зад. Зато пленяет, каким энтузиазмом загораются его глаза, когда он говорит о Джиме. Когда он говорит о себе — у него глаза дремлющей на насесте курицы. Впечатление, что он смотрит в свою жизнь, пытаясь углядеть с насеста хоть одно съедобное зернышко, но только зря напрягает глаза. И лишь когда Рив снова — очередным хитроумным маневром — нашаривает в разговоре имя Джима, он весь преображается и начинает вдохновенно хлопать крыльями.

Звонков в студию великое множество — телефоны разрываются. Брачных предложений — тридцать. Деловых — три. Два от студий грамзаписи, одно от книжного издателя. Четыре угрозы убить. Женщина-психиатр берется даром вылечить Рива.

На следующий день огромные фотографии Рива практически во всех немецких газетах. Музыкальные критики прославляют его талант имитации до небес. Один восточно-немецкий поэт, бывший знаменитый диссидент, присылает ему факсом стихотворение, написанное в приступе вдохновения еще во время телешоу. В стихотворении Рив — символ на самом деле по-прежнему разъединенной Германии: невеселый, но вместе с тем и неунывающий бывший житель Германской Демократической Республики, который бежит за своим западным соотечественником — бежит в сапогах с чужих, великанских ног. Сапоги то и дело сваливаются, и неуемный оптимист снова и снова чарли-чаплински падает носом в грязь, тут же подхватывается и спешит вперед. Он хочет догнать западного великана, который ломит вперед гигантскими шагами… Куда ему! Он всего лишь крохотная пародия на великана, тень его тени, он только пыжится быть похожим, а на самом деле никогда не вырастет, никогда не догонит своего идеала… В последнем четверостишии возникает новый образ: когда у ящерицы отрывается хвост, она не оглядывается — идет как ни в чем не бывало дальше; ей плевать на хвост, он ей не очень-то нужен — вырастет новый; а вот у хвоста новая ящерица не вырастет, поэтому он еще долго извивается в пыли, в отчаянии просясь обратно…