Даже если ты меня ненавидишь

– У меня тоже. Не начинай, Серёг. Последнее китайское. Дальше буду больно бить. Не так, как вчера, – на полном серьёзе предупреждаю его.

Тяжело сопя, «друг» уходит с моего двора, а я запираю вагончик, калитку и открываю ворота, чтобы выгнать бэху на улицу. Опускаю стёкла, впуская в салон свежий воздух. Устроив локоть на двери, еду на Смоленскую. Ничем не примечательный старый район с панельными домами, магазинами, остановкой. Проезжающему мимо не за что зацепиться взглядом, а я здесь рос какое-то время, до интерната. Ну и прибегал иногда. Мелкий был, домой тянуло. Мама, папа, все дела, а у них ограничение родительских прав, так что меня находили и возвращали обратно в интернат. Как, собственно, и с улицы, куда я тоже частенько сваливал.

В нашем спортивном зале на матах ночевал, пока тренер не выяснил, как я туда забираюсь. Просто. Через окно в раздевалке. Все знали, что там форточка под потолком оставалась открытой для проветривания. Взрослому в неё не пролезть, а пацану, да ещё и замотивированному спортсмену, как нехрен делать.

Въезжаю во двор. Торможу у подъезда. Двери поменяли, а толку? Всё равно всегда нараспашку.

Чем ближе подхожу, тем отчётливее улавливается специфический запах, свойственный старым подъездам и квартирам, в которых живут алкаши.

Мне прямиком в одну из таких, расположенную на первом этаже. То же наследство. Чьё именно, я уже и не помню. А может, не знаю. Звоню. По топоту ног догадываюсь, что пацаны опять не в школе. Открывает старший из моих младших братьев – Ромка. Ему скоро будет восемь, заканчивает первый класс. Из-за его спины выглядывает шестилетний Мишка.

– Даня приехал, – радуется он.

– Здарова, здарова. Дайте войти только, потом будем руки пожимать, – делаю шаг в прихожую, окончательно теряя способность глубоко дышать.

Здесь всё пропиталось характерной вонью дешёвого бухла, далеко не всегда чистых человеческих тел, рыбных закусок и прочей дряни, от которой тянет блевать. Каждый раз как в первый раз мне требуется время для адаптации.

Оглядываюсь. То, что называется моим отцом, спит, уткнувшись мордой в стол. Вытянутые треники, съехавшая с плеча неопределённого цвета расстёгнутая рубашка.

– Мать где? – спрашиваю у братьев.

– На работе, – хором отвечают они.

– Нормально, – киваю.

Она техничкой подрабатывает в местной аптеке. Когда не пьёт. Сейчас вроде притормозила. Ждёт четвёртого. У нас с пацанами должна родиться сестра. Я когда узнал, чуть силой не отвёз родительницу на аборт. Орал тогда, пиздец. Выбесили! Куда на хер ещё рожать? Сюда? Вот в эту помойку?

Если бы не братья, хрен бы я сюда сунулся. Нет у меня к этим людям ни жалости, ни сострадания, ни тем более любви. Всё давно сдохло, ещё в собственном детстве. Может, и оно тут тоже как раз нестерпимо воняет.

И самое смешное, что меня тогда забрали из семьи, а этих двоих не забирают. Я несколько раз сам просил.

– Рома, ты почему не в школе? – не спешу доставать подарки.

– Мы проспали, – сдаёт их обоих Мишка, при этом явно не договаривая.

– Ясно. Ты вот так же хочешь жить? – киваю на отца, снова обращаясь к Роме. – Мы как договаривались? Ты учишься, я плачу за секцию по боксу.

– Я не хочу в эту дебильную школу ходить, – брат опускает голову и смотрит себе под ноги.

– Почему? – присаживаюсь перед ним на корточки и касаюсь подбородка, чтобы смотрел на меня.

– Там одни дураки. Они меня обзывают, – всхлипывает он.

– Чего говорят? – большим пальцем стираю с его щеки след от шариковой ручки.

– Что я вонючка и бомж, – поднимает на меня обиженный взгляд.

Мишка трётся возле меня, тоже расстраиваясь из-за брата.

– Шли их всех на хрен, – серьёзно говорю Ромычу.

– Так нельзя говорить, – дует он губы.

– Я тебе разрешаю. Можешь так и передать, старший брат разрешил. А если ещё раз будут обзываться, я сам приду и всех их туда пошлю, – подмигиваю ему.

– Правда придёшь? – с надеждой смотрит на меня.

– Я вас хоть раз обманул? – притягиваю к себе Мишку и взъерошиваю его русую макушку. Братья трясут головами. – Ну вот. Так что завязывай с забастовкой. Окей?

Поднимаюсь, протягиваю Ромке руку.

– Окей, – всё ещё дуется он.

– Молодец. Я подарки вам привёз. Сейчас.

Достаю из рюкзака игрушки. Братья забирают яркие коробочки, довольно рассматривают. Из кухни раздаётся невнятный пьяный бубнёж. С Мишкиного плеча сползает рубашка. А там синяк со следами пальцев.

– Ах ты ж, с-с-сука, – выдыхаю я. – В комнату оба. Брысь! – рявкаю на пацанов. Смываются и плотно закрывают дверь.

Подхожу к отцу, хватаю его за волосы и прикладываю рожей об стол. Шикарный из меня получается будильник! Это животное тут же очухивается, ошалело на меня смотрит.

– Ты?

– Я. Какого хера ты Мишку трогал опять? Герой?! – толкаю отца в плечи.

– Тебе какое дело? Орёт он тут, – трёт разбитый нос. – Лучше бы денег родителям подкинул. У тебя мать беременная. Ей там надо… всякое…

– Задницу свою подними и заработай.

– Поучи меня ещё, – вякает это бухое тело.

Резко толкаю его в лоб. Он ударяется затылком о стену и отрубается. Ненавижу!

Выдохнув и всё ещё вдыхая через раз, возвращаюсь к пацанам.

– Себя надо защищать, – говорю обоим.