Даже не ошибка

Задача про Салли и Энн — классическая демонстрация определяющей характеристики аутистов: у них не сформирована модель психического. Аутичные дети в большинстве своем не ощущают разницы между собственной душой и душой других людей и не дорастают до понимания, что другой человек имеет свои мысли и видение. Кроме того, они не следуют взгляду или указательному жесту другого человека: ведь если люди не могут думать или видеть нечто отличное от их собственных мыслей и точки зрения, то и в указании никакого смысла нет.

Возможно, самое лаконичное выражение этого парадокса пришло — совершенно неожиданно — от физика. Вольфганг Паули[24] посмеивался над своими коллегами, физиками-теоретиками, не соглашавшимися с ним: «Это даже не ошибка». Желая выставить своих оппонентов глупцами, он называл поставленные ими вопросы столь беспочвенными, что и ответы на них оказывались неуместными. Язвительное замечание Паули можно было бы приложить и к аутистам. Они не отвечают ожидаемым образом на социальные сигналы и запросы… а ведь по-настоящему неправильно ответить может только тот, кто находится по крайней мере в той же системе ожиданий, что и окружающие. Аутист «работает» над другой проблемой, с другим набором параметров; его реакции — нечто иное, чем просто «ошибочные» или «неправильные» реакции. Если мы с вами живем в мире, где есть «ты» и «я», то в мире аутичного ребенка есть только «я». Стоит проанализировать речь аутичного ребенка — и оказывается, в ней может отсутствовать целый класс глаголов из повседневного детского словаря — таких как «быть уверенным», «думать», «знать»… всех этих слов просто нет. Эти понятия не существуют.

«Он знал, что такое додекаэдр, но смысл таких общепринятых слов, как „думать“ или „полагать“, был ему недоступен», — отмечено в одном клиническом случае.

Для ребенка, не понимающего, что у другого человека есть свои мотивы, отличные от его собственных, пропадает еще одно понятие: обман. Они не видят обмана, даже самого очевидного.

На самоубийство Бруно Беттельгейма в 1990 году газеты вовремя отреагировали уважительными некрологами. Статья в «Таймс», вполне типичная, вышла под заголовком: «Бруно Беттельгейм, психоаналитик с огромным влиянием, умер в возрасте восьмидесяти шести лет». В статье отмечалось, что Беттельгейм был «одним из немногих представителей своей профессии, кто достиг международной известности». Спустя две недели газета напечатала сердечный отзыв под заголовком: «Вспоминая Бруно Беттельгейма, друга детей и защитника образования». Не все, однако, как это вскоре выяснилось, оплакивали безгрешного доктора. К ноябрю газетные заголовки гласили: «Обвинения в насилии преследуют наследников доктора Беттельгейма», а письмо бывшего пациента было опубликовано под суровым заглавием «Беттельгейм стал тем самым злом, которое так ненавидел».

«У него была мания величия, — писал этот пациент, — а его отделение копировало нацистскую среду, к которой он был, по всеобщему мнению, абсолютно нетерпим».

Поначалу одинокие, голоса сомневающихся слились постепенно в мощный поток, стремительно смешивающий с грязью жизнь и работу доктора. Другие бывшие пациенты стали сообщать о насилии; убитые горем сотрудники также прервали годы молчания и высказались о его лженауке. В книгах Беттельгейма нашли плагиат, в его данных — мошенничество. Выяснилось, что скрытный «доктор» вообще-то не имел звания врача, а его подготовка сводилась к трем курсам по психологии. Занятия его в Вене оказались гораздо более прозаическими — он был торговцем-старьевщиком, а вовсе не фрейдовским протеже. Харизма Беттельгейма удерживала всякого от наведения справок о нем, и, поскольку его фальшивая венская репутация вытеснялась совершенно реальной и бесспорной американской, никому и в голову не приходило о чем-то спрашивать.