Даже не ошибка

5 апреля лондонская газета «Вис Леттер» так сообщала о том, как Питера принимали при дворе:

В прошлую пятницу <Питера> представили Его Величеству и знати. Ему, как предполагается, около тринадцати лет, но он при этом не имеет ни малейшего представления о целом ряде вещей. Тем не менее, он уделил больше всего внимания Его Величеству и Принцессе, давшей ему свою перчатку, которую он попытался надеть на руку. Это мальчика, похоже, очень развеселило, так же как и золотые часы, которые он пытался пристроить на уши. Он был одет в синюю одежду; но ему, казалось, тяжело было выносить какую бы то ни было одежду вообще… Как нам стало известно, он будет передан под опеку д-ра Эрбатнота с тем, чтобы врач постарался сделать из дикаря социальное существо и научил его использовать речь.

Некоторым из придворных особенно «повезло» в тот вечер благодаря манере Питера выворачивать карманы окружающих в поисках угощения. Впоследствии предпринимались попытки «предупредить всех леди и джентльменов, желающих встретиться с Дикарем, ничего не носить в карманах во избежание неприятностей в будущем».

«Окультуривание» такого ребенка — задача, требовавшая большого таланта, поэтому король вверил судьбу мальчика в умелые руки доктора Эрбатнота, которого высоко ценил. Нужно было обладать недюжинными способностями, чтобы получить работу при дворе: достаточно сказать, что придворным композитором являлся не кто иной, как Георг Гендель. Питер стал жить в городском доме Эрбатнота, и невозможно было бы придумать лучшего места и времени для погружения впечатлительного мальчика в гущу лондонской жизни. Коллегами Эрбатнота по Королевскому научному обществу были Эдмонд Хэлли[4] и престарелый Исаак Ньютон. Кроме того, Эрбатнот считался одним из лучших лондонских литературных остряков и основал «Клуб бумагомарателей», куда входили его близкие друзья Джонатан Свифт и Александр Поуп[5]. Оба частенько появлялись в радушном докторском доме. Все эти незаурядные персоны, события лондонской жизни — в том числе и драматичное появление Питера — находились под постоянным наблюдательным взором Даниеля Дефо и эссеистов Эдисона[6] и Стила[7]. Мальчик из Черного леса, таким образом, приземлился аккурат в центр интеллектуальной вселенной той эпохи.

16 апреля Джонатан Свифт писал в восхищении своему другу Томасу Тикеллу[8]: «Сегодня я видел дикого мальчика, чье появление стало поводом для доброй половины наших разговоров в последние две недели. Он живет на попечении доктора Эрбатнота, но Король и двор настолько заинтересовались им, что Принцесса до сих пор хотела бы получить его себе». Королевская невестка принцесса Каролина с самого начала воспылала такими чувствами к молчаливому безответному мальчику (это именно ее часы Питер пытался нацепить на уши, и именно ее черное бархатное платье с бриллиантами так ему понравилось), что она просила у короля разрешения ввести мальчика в круг ее приближенных. И в самом деле, перспектива увидеть мальчика-дикаря приводила в состояние возбужденного интереса всех придворных дам, о чем также в весьма едких выражениях писал Свифт:

Это столь юное существо стало поводом для разочарования придворных дам, собравшихся в гостиной, которые ожидали покушения на свою честь и невинность. Так и есть, он попытался поцеловать юную леди В-ль — ей сразу стал завидовать весь круг приближенных: как же, ведь в нем — сама Природа, в своей высшей красоте…

Его Величество не остался равнодушен к тому впечатлению, которое произвела «сама Природа» на жену его первого министра Уолпола. Король решил, что его юного подопечного совершенно необходимо цивилизовать. Первый шаг навстречу цивилизации был хорошо отработан империей в процессе колонизации иностранных земель: 5 июля в саду доктора Эрбатнота Дикого Питера крестили.

— Давай! — кричу я. — Все готово!