Даже не ошибка

Отправляюсь в путь, и сперва все равно теряюсь — это ведь Пауэлл, здесь всегда так бывает. Но все-таки нахожу полку с книгами про пианино. Первым в руки попадается потрепанный экземпляр «Уход и реставрация фортепиано». Все книги про настройку пианино производят впечатление выпущенных еще при президенте Харди[60]; ну и что, рассуждаю я, профессия настройщика старинная, и в ней мало что меняется. Любопытно, что во времена выхода этих книг среди настройщиков было много инвалидов; к этой профессии готовили в школах для незрячих — известно ведь, насколько чуткими к звукам могут быть слепые. Позднее, к середине двадцатого века, в настройщики стали готовить и аутистов — их чувствительность к тону звука и очарованность хрупкими механизмами делали их идеальными исполнителями этой работы.

Я прерываю поиски литературы о настройке. Рядом стоят несколько больших и красивых подарочных книг. Одна называется просто «Фортепиано», с огромными диаграммами на вклейке; рядом расположены другие блестящие тома, например, «Сто лет „Стейнвею“». Я перебираю их и пролистываю. Может, мне надо купить какое-нибудь побитое пианино на дворовой распродаже, снять с него панели и поставить, скажем, в углу комнаты Моргана, чтобы он мог наблюдать за работой механизмов, лезть внутрь и… нет, пока все-таки рано. Я выбираю большой том, посвященный тому, как делают пианино. Впрочем, и за остальными книгами я, скорее всего, еще вернусь. Почему бы и нет? Сосредоточенность на чем-то — это и слабость и сила: в вашей власти увеличить эту силу — насколько получится.

Не всегда фиксация на определенной теме оказывается продуктивной. Вот, скажем, одна из самых странных нью-йоркских историй — Дариус Мак-Коллум и его легендарные подземные «подвиги». Первый раз его арестовали в 1981 году, когда он изображал из себя проводника подземки. Рос он в Квинсе, около вагонного депо, к восьми годам целиком выучил схему нью-йоркского метро и бесконечно делал отметки о движении поездов. Он вертелся вокруг вагоноремонтных мастерских, обучаясь у старых работников сигналить, ремонтировать, водить поезда. Они, просто радуясь компании, давали ему униформу, ключи, подарили оранжевый аварийный фонарь — практически все, что он хотел. Работники любили его и считали своим.

«Своим» он, однако, не стал. Репутация самозванца не позволяла ему стать транспортным служащим. Попытки получить работу ни к чему не привели. При этом для сотрудников подземки, не подозревавших о том, что Дариус не один из них, он был совершенно убедителен как коллега, его очень любили за энтузиазм, с которым он иногда присоединялся к той или иной работе. Порой его просто-напросто звали на помощь. На каждый раз, когда Мак-Коллум попадался за вождением поезда, приходились десятки раз, когда это проходило незамеченным. Проведя несколько недель на разных работах — то водя специальный транспорт, предохраняющий дорогу от обледенения, то проверяя неисправное электрооборудование, то отправляясь в ночные командировки по проверке состояния путей, — он все-таки попался какому-то администратору. Всего Мак-Коллума арестовывали девятнадцать раз, причем самый последний привел его, как рецидивиста, в тюрьму строгого режима на пятилетний срок.

Так что теперь двадцать один час в сутки он содержится в одиночной камере: как несклонного к насилию и погруженного в свой внутренний мир, Мак-Коллума ради его же безопасности изолируют от других заключенных. Мак-Коллум повсюду в камере развесил мрачные самодельные таблички: «Поезд не обслуживается». Все, что ему надо, — это быть поближе к поездам. Пожалуй, он мог бы стать лучшим сотрудником нью-йоркского сабвея. Но, заявляет начальство метрополитена, другого выбора у них нет.

Порой — именно порой — дела могут идти и по более оптимистичному пути. У одной пары в Лос-Анджелесе есть сынишка, навязчиво озабоченный всем, что связано с мусором и его переработкой. Ему известны маршруты сбора мусора, марки и типы всех мусоровозов; эта тема преобладает в его разговорах. Так вот, договорившись с коммунальными службами, родители устроили праздник по поводу его семилетия как раз на местной свалке. «Лос-Анжелес Таймс» послала своего репортера посмотреть на это, в счастливом неведении относительно того, насколько особенным может оказаться этот мальчик. «Представления не имеем, откуда этот интерес взялся, — цитирует „Таймс“ его маму. — Началось это, когда ему было два года». Родители совершенно спокойно смотрят на то, что их ребенок может провести рядом с мусором всю жизнь — лишь бы это приносило ему радость.

«Он заявил, что хочет поступить в колледж и выучиться на водителя мусоровоза», — подытожил журналист.

Морган идет между мною и Дженнифер (держа свой школьный портфель именно так, как мы его учили) и считает шаги.

— Тридцать один, тридцать два, тридцать три…

Начинает скакать, повисая на наших руках, как на канатах, подпрыгивая и раскачиваясь.

— Морган, — объявляю я ему, — мы идем в твой новый класс. Гляди-ка!

— Гляди-ка, — вторит он.