С ротой швейцарских гвардейцев мы вломились в крыло Леско. Из двухсот, бывших в строю накануне, осталось хорошо если две трети. Взбешённые потерей товарищей горцы, ничуть не менее решительные, чем выходцы с Кавказа, крушили алебардами всё на своём пути. Незнакомый мне сержант, уже сражённый пистолетной пулей, нашёл силы сделать пару шагов и развалил надвое своего убийцу!
Галерея второго этажа оказалась перегороженной баррикадой из ломаной мебели, будто гиззаров совершенно не беспокоило, что здесь когда-нибудь откроется самый известный в мире музей, а они как варвары ломают аутентичную обстановку. Мне тоже было совершенно не до раздумий, как в Лувре будут смотреться Мона Лиза и Ника Самофракийская.
– Мишо! – подозвал я лейтенанта швейцарцев. – В лоб нельзя. Положим людей при штурме. Тащи кулеврины, прямо по лестнице с Квадратного двора!
– С лафетом пройдут ли… Подожжём их к хренам собачьим! – кровожадно ответил тот. – Пустим дым, подойдём вплотную!
– Не годится. Королю Лувр нужен для жилья, а не для кострища. Снимай кулеврины с лафетов. Та-ак… На два лафета как щиты грузим дубовые двери, в щель – кулеврину, бьём в упор!
Когда деревянный танк конструкции де Бюсси вырулил из-за поворота коридора и двинулся к баррикаде, на секунду среди её защитников возникла заминка, потом грохнули мушкеты. От снятых дверей разлетелся целый фонтан щепок, самая подлая из них глубоко впилась в руку. А когда бабахнула кулеврина, совершенно заложило уши, краем глаза я заметил, что стекло высокого окна высыпалось наружу.
– Назад!
Эту команду мы оба с Мишо прокричали одновременно, не договорившись толком о разделе полномочий, никому из нас не улыбалось, что перезарядка пушечки произойдёт под мушкетным огнём и градом щепы.
Занявшись перевязкой, я пропустил следующий выход «танка» на сцену. Вскоре рёв трёх дюжин швейцарских глоток, не менее громкий, чем гром выстрелов, возвестил начало рукопашной на баррикаде и окончание жизни её гарнизона.
Следующий акт драмы должен был произойти в королевских апартаментах, основательно разгромленных и более не напоминающих место прихорашивания монарха. Я ступил туда, баюкая перевязанную левую руку, но при виде де Гизов вцепился в рукоять шпаги. Генрих де Гиз стоял в стойке, выставив шпагу вперёд. Чуть позади занял позицию герцог Майенский, брат Генриха. Третий брат в кардинальской сутане держал крест на вытянутой руке, отгоняя нас как нечистую силу. Четвёртой в королевском алькове оказалась немолодая и незнакомая мне женщина. Стоп, я видел её раньше, это Анна Немурская, мать всех троих Гизов, приготовившихся к последнему бою.
Но никакого боя не случилось. Появившийся как чёртик из табакерки Шико с двумя пистолетами в руках разрядил оба ствола и, отбросив пистолеты, начал наступать на кардинала с обнажённой шпагой. Давно переставший воспринимать чужие смерти близко к сердцу, я невольно отвёл глаза.
Дико заверещала герцогиня, лишившись последнего сына.
Её крик прервался, захлебнулся, послышался звук упавшего тела.
Шико приблизился ко мне, спрятав в ножны окровавленную шпагу.
– Королю не просто было бы сдержать обещание при живых Гизах. Он тебе велел взять их живыми, мне же ничего не приказывал. Прими от меня эту небольшую любезность.
Четыре трупа… И несколько сотен, быть может – тысяча, валяется в коридорах Лувра, на подступах ко дворцу или плавает в Сене. Небольшая любезность для истории Франции!
Шико был прав – пресечение боковой ветви Лотарингского дома облегчило королю изъятие всех их земель, поместий и прочего. Изобразив простодушие на лице, Генрих заявил на балу, собранном через дней десять после штурма в наскоро прибранном Лувре: ничего, в сущности, не изменилось, так как королева Луиза происходит из Лотарингского дома. Владения переместились из правого кармана в левый, не о чем беспокоиться.
От обещания отдать мне Шато-Рено король не отказался, правда, пробовал обставить сделку дополнительным условием: кредитом казне в размере пятисот тысяч испанских эскудо. Вызывали сомнения способность и желание монарха этот кредит когда-либо вернуть, но окончательно я убедился в неисправимости мошенника, когда узнал, что же приобрёл за щедрое финансирование взятия Парижа. Княжество по размеру оказалось не многим больше самого листка королевского эдикта о присвоении мне титула маркиза де Шато-Рено – всего-навсего деревня, а пересечь новые владения можно пешком за полчаса. Генрих меня облапошил без зазрения совести, я заплатил швейцарским гвардейцам сумму, намного превышающую стоимость карманного княжества.
Стараясь сохранять радостное выражение на физиономии, подходящее новоиспечённому сиятельству, я танцевал на балу. Парижане, месяц назад рукоплескавшие гиззарам за избавление от гугенотов, ничего не имели против маркиза, спонсировавшего возвращение короля и убийство де Гизов. Воистину принципиальные личности!