Де Бюсси и инфанта

Индеец поклонился и бросился было исполнять приказание. Они преданы мне как наместнику Великого Змея на Земле, но с сообразительностью бывает туговато. Едва успел схватить его за рукав грубой кожаной куртки.

– Выбираетесь за борт. Смотрите, не упадите! Незаметно лезете на капитанский мостик. Режете всех! Оставляете только капитана и двух офицеров, держите их на виду с ножом у горла. Не спеши, начнёшь по моей команде.

На всякий случай я в предельно доходчивой форме объяснил, как отличить офицера от других моряков, несущих вахту на мостике, и сам двинулся туда в сопровождении Герейро и Хосе. Вести одновременно по трапу всю туземную команду было бы слишком подозрительно.

Капитан, с досадой оторвавшись от трубы, грубо бросил:

– Что надо, маркиз?

– Если дело у нас поганое, сеньор, не пойти ли на хитрость? Спустим шлюпку, посадим в неё моих дикарей из Нового Света. Они скажут, что принесли дар сэру Дрейку. Выглядят мои слуги настолько необычно, что их главарь не откажет в удовольствии глянуть на них и этот подарок.

– Что же вы ему подарите?

– Смерть.

– Вы бесчестный человек, маркиз! И не моряк! Не знаете, что морские законы не прощают подобной низости.

– Не знаю. Поэтому поступаю по своему разумению. Вперёд!

Перелетевшие через ограждение мостика туземцы как дикие кошки набросились на испанцев. Двое у штурвала, сигнальщик и трое других, чьи роли назвать затрудняюсь из-за слабых познаний в морском деле, умерли за считанные мгновенья. Один из офицеров вытащил пистолет, и я вынужден был сделать выпад шпагой, лишив себя одного заложника.

– Сантьяго! Держать штурвал – это колесо с рукоятками – прямо! Герейро, Хосе! Скрутите капитана и второго офицера на виду у команды.

На редкость стремительный захват мостика остался незамеченным на палубе. Канониры готовили пушки. Столь же недвусмысленные манипуляции происходили на галеоне Дрейка. Нужно что-то предпринимать немедленно!

– Сантьяго! Крути рукоятки влево! В эту сторону!

Весь мой опыт судовождения закончился греблей на лодке в московском Серебряном Бору. Здесь нужно было справиться с дурищей водоизмещением не менее пятисот тонн и с тремя сотнями душ на борту.

Галеас начал поворот фордевинд, разрывая дистанцию с «Пеликаном». Но как только заполоскали паруса, я велел крутить штурвал в противоположную сторону. Корабль потерял ветер и скорость, нелепо качаясь по волнам без хода. Десятки глаз с палубы уставились на квартердек, где малиновый от злости капитан застыл у трапа с кривым индейским ножом у глотки. Умереть в бою от английского ядра он счёл честью, но так – от руки «грязного» туземца и в результате предательства…

– Прикажите спустить флаг, сеньор, или вы умрёте тотчас же. Команде сложить оружие. Погасить огонь у пушек.

Осторожно обходя членов экипажа, ко мне двинулись мои испанцы. В душе шевельнулся ядовитый червячок подозрения: вдруг кто-то из них придёт в негодование, что я захватил испанский корабль. Они получили приказ собрать оружие у морячков и охранять мостик, не поднимаясь на него.

Похоже, опасения не оправдались. В основной своей массе команда не горела желанием героической смерти. Во всяком случае, приказ убрать паруса они кинулись исполнять достаточно охотно.

Серые полотнища поползли вверх, повинуясь сотне пар натруженных рук. Галеас развернуло бортом к волне, корпус задрожал от мелких ударов. Зато прикрытое подветренной стороной небольшое пространство позволило беспрепятственно подойти трём английским шлюпкам. А через полчаса я предстал перед легендарным пиратом.

Он нимало не походил на картинного злодея в духе «Острова сокровищ», не носил ни чёрную повязку на глазу, ни попугая на плече. Одетый в тёмный плащ поверх тёмного суконного дублета, Дрейк скорее походил на ординарного капитана-негоцианта, будто его «Пеликан» возил преимущественно пеньку, дёготь, шерсть и парусину, а не порох с ядрами и изъятое на захваченных судах имущество. Выражение его лица также не казалось бандитским, тёмно-серые глаза смотрели пристально и даже немного скорбно, будто пират искренне сожалел о своих жертвах, скормленных рыбам.

Капитан сидел в обширной кормовой каюте, казалось, нимало не интересуясь происходящим наверху. Галеас сдался, остальное довершат его люди. Мне он милостиво позволил сесть в кресло напротив, отделённое столом.

– Маркиз де Шато-Рено, граф де Клермон де Бюсси д’Амбуаз. С интересом представлял нашу возможную встречу, сэр Френсис, но не предполагал, что она состоится при столь необычных обстоятельствах.

– У вас чудной английский, маркиз. Наверно, были плохие учителя.

Надо же, профессура из МГИМО – плохие учителя? Слышали бы мои преподы отзыв носителя языка из эпохи Шекспира!

– Сожалею, капитан. Не было случая практиковаться. Кроме короткой беседы с сэром Дженкинсоном.

– С этой травоядной крысой? Пробирающейся через чужие моря и земли униженно, словно выпрашивая милостыню? Мне неловко перед иностранцем за соотечественника, маркиз. Кстати, вы – де Клермон? Тот самый? И земли Клермонии – ваши?