Де Бюсси

Почувствовал, что меня охватывает озноб, по телу струится холодный пот, разнервничался больше, чем в драке против отряда Чарторыйского. Чеховский, устроенный за столом сбоку, в стороне от наших высокопоставленных тел, тревожно присматривался – уж не отравлен ли я в первый же вечер, о чем судачили с ним буквально час назад.

Хуже, чем отравлен – я раздавлен! Опрокинул в себя залпом кислое вино и спешно уединился в отведенной мне комнате, отказавшись от помощи Жака в избавлении от одежды.

Итак, Америка не открыта. В общем-то, дьявол ее задери, эту Америку, да простят меня патриоты США из далекого теперь будущего. Нарисовалась проблема похлеще.

Выходит, вся мировая история – ошибочна, Великие географические открытия совершены позже? Нет, абсолютно невозможно, слишком много сохранилось свидетельств, это в античности или в Каролингах-Меровингах историки могли лет на сто промахнуться…

Есть еще отличия? Конечно! Вроде бы мелкие, малозаметные, их можно списать на мое недостаточно глубокое знание этой эпохи до провала в Варфоломеевскую ночь, или… Ну вот, например, Генрих Наваррский произвел сильное впечатление, но он совсем не похож ни внешне, ни манерой поведения на известного мне по книгам исторического деятеля, я уж молчу о персонаже из романов и кинофильмов.

Но это все не то, мелочи по сравнению с неоткрытием Америки…

Устало посмотрел на колеблющееся пламя единственной свечи. Надо быть честным с самим собой, глянуть правде в глаза, пусть главное событие этого вечера оказалось еще более ошеломляющим, чем осознание полтора года назад, что я заброшен в прошлое.

Здесь есть Франция, Англия, Речь Посполитая и Русское царство. Есть Генрих Валуа, герцог де Гиз, семейство Медичи и даже граф де Монсоро, чья миловидная жена мне обещана в возлюбленные фантазией Александра Дюма. Правда, граф еще не женат.

Но это не прошлое человечества, того человечества, оторванной частью которого я был, ввалившись в совершенно другой, пусть и во многих деталях чрезвычайно похожий мир.

Значит, здесь еще не предопределены вехи будущей истории: польское нашествие в Москву и воцарение Лжедмитрия.

Даже нет гарантии, что Генрих Наваррский станет королем Генрихом IV и погибнет от руки подлого убийцы.

И не факт, что меня зарежут как свинью слуги ревнивого де Монсоро, хоть осторожность не помешает.

Надо еще отправить за вином… Ужас вдруг сменился облегчением: на меня больше не давят столетия свершившегося, еще ничего не произошло! А то, что произойдет – в моих руках. И к черту сомнения!

Жизнь, наконец, обрела смысл: в противостоянии Руси и Польши не выявлен победитель, Речь Посполитая остается главным врагом и соперником русских. Но человек, именующий меня своим другом, в ближайшие месяцы украсит голову польской короной, и в моих силах повлиять, чтобы политика Кракова не нанесла ущерба Москве в самый уязвимый для нашей истории период. Если у моего вояжа в этот мир и в эту эпоху есть высший смысл, то он мне открылся поздно вечером в Лодзи 31 января 1574 года.

…Я скукожился под одеялом, долго не мог уснуть: кажется, что с безмолвным упреком из темноты на меня смотрели прекрасные и печальные очи молодой вдовы, словно вопрошая, каких еще дров мне предстоит наломать.

Глава четвертая Первый королевский бал

– Я начинаю ненавидеть все, что меня здесь окружает! – повторял король Генрих, страдальчески обводя взглядом убранство августейших покоев.

Вавель, королевский замок в Кракове, как и королевский двор вообще, произвел на нашего Анжу отталкивающее впечатление, рассчитывавшего узреть здесь подобие Лувра, пусть несколько провинциальное. Возможно, обновленный дворец, многократно перестроенный в более поздние века, пришелся бы монарху по душе, но сейчас это было преимущественно крепостное сооружение с мощными стенами, как наружными, так и у внутренних строений, оттого Вавель тесноват для пышной жизни, напоминающей парижскую. Доброго слова нового владельца удостоилась лишь канализация, успешно выводившая нечистоты в Вислу. Увы, не проникнешься же привязанностью к жилищу из-за одного только удобства отхожих мест!

– Клянусь Создателем, друзья мои, здесь невыносимо оставаться даже месяц! А меня хотят замуровать в этом захолустье на долгие годы…

Он вертелся перед зеркалом в королевских апартаментах на втором этаже дворца, окруженный слугами и похожий на корабль, который команда готовила в ответственное плавание. Парчовый костюм Генриха с огромным воротником, соперничающим белизной с трикотажными чулками, был обсыпан золотом и бриллиантами до такой степени, что, кажется, танцевать в нем получится не ловчее, чем в рыцарских доспехах. Золотое шитье сверкало и на берете, и на перчатках, и на коротком плащике. Башмачки сияли золотыми пряжками, каждое ухо отягощалось тремя драгоценными серьгами. Бородка скобочкой вокруг челюсти была тщательно расчесана, усы уложены, весь облик воплощал собой некое картинное совершенство.