Читаем De conspiratione. Капитализм как заговор. Том 1. 1520 - 1870-е годы полностью

В XVI в. эта черта усилилась в результате вливания в аристократию богатых крестьян. После того, как часть аристократов погибла в войнах Алой и Белой розы (в 1460―1470 гг. 70-80% аристократов были вовлечены в борьбу на той или иной стороне[52]), богатым крестьянам было разрешено покупать титулы отчасти и для того, чтобы восстановить численность знати. В результате возник уникальный землевладельческий слой ― джентри, открытая землевладельческая знать, тесно связанная с рынком. Этот слой характеризовался динамизмом, практицизмом (укоренённость в опыте в самом приземлённом смысле) а также... довольно низким уровнем культуры и довольно жестоким отношением к вчерашним социально близким.

Венецианцы в определённой степени переформатировали и отношение английских верхов к низам, оно стало ещё более жестоким[53]. Впрочем, и в этом плане венецианская «наука» легла на подготовленную почву. Английская знать XII―XV вв., сформированная норманнским завоеванием, традиционно крайне жестоко относилась к низам, к простонародью. Можно сказать, что венецианцы «интеллектуально» обосновали такое отношение, которое впоследствии проявится, например, в 70 тыс. казненных за бродяжничество при многоженце Генрихе VIII, да и дочурка Елизавета I не сильно отставала.

Произошедшее в ходе Реформации в Европе и особенно в Англии наглядно демонстрирует механизм возникновения капитализма как непредвиденного результата неких процессов. Суть их заключается в том, что социально-политическая и религиозная борьба в позднесредневековом обществе разрушила существовавшие классовые и внутриэлитные отношения. В ответ господствующие группы начали принимать сугубо защитные меры, направленные на сохранение власти, собственности и привилегий, а в социальные разломы и пустоты хлынули те социальные и этнические элементы, которые в средневековом обществе не были на первом плане. В ходе этого процесса начали возникать неожиданные комбинации и кластеры, в том числе международные. Элиты, пишет Р. Лахман, запустили такой механизм, остановить который уже было невозможно, последствия которого носили непредвиденный характер, а систему, возникшую в результате его, мы ретроспективно признаем капиталистической[54], хотя на самом деле эти элиты, например английские джентри, стали капиталистами против своей воли. Но только там они могли сохранить власть и собственность в новых условиях. «История социальных изменений в раннесовременной Европе ― это история разрыва между намерениями и результатами»[55].

В ходе социальных катаклизмов XVI―XVII вв. выделились два направления в приспособительной активности элит к новым условиям. Первое ― частичное приспособление к новым условиям высокостатусных сегментов, второе ― стремление ко всё большей коммерциализации аграрных отношений[56]. Эти направления отчасти переплетались, отчасти боролись друг с другом. Функционально капиталистическими оказались оба. Другое дело, что в XVII―XVIII вв. главными операторами мирового рынка далеко не всегда были представители буржуазии. Собственно так называемые «буржуазные революции» ― это, как правило, не борьба буржуазии против феодалов и феодализма (данная интерпретация ― миф либеральной идеологии и науки, по ряду причин подхваченный марксистами), а борьба буржуазии (прежде всего финансовой) и землевладельческих элит, связанных с рынком (прежде всего мировым) за то, кто будет в первых рядах капиталистического класса. КС были одним из главных средств в этой борьбе и в то же время одним из главных участников ― они и криминал.

Хищнический, на грани криминала, а иногда и за ней, характер английской знати XVI в. ярко проявился в том, какую роль в подъёме Англии сыграли морские разбойники, действовавшие не просто с разрешения монархии, но по сути по её лицензии. Первоначальное накопление в Англии ― это грабёж не только своего населения и церкви, не только национальный грабёж, но и международный грабёж. Дж.М. Кейнс посчитал, что награбленное Дрейком ― 600 тыс. фунтов ― позволило Елизавете, отказавшейся признать договор между Испанией и Португалией о разделе мира[57], не только погасить все (!) внешние долги, но еще и вложить 42 тыс. в Левантскую Компанию (венецианцы), а из доходов этой Компании был составлен первоначальный капитал Ост-Индской Компании. По подсчетам того же Кейнса, если скромно принять ежегодную норму прибыли за 6,5%, а уровень реинвестирования прибыли за 50%, то 42 тыс. фунтов, инвестированные Елизаветой из награбленного Дрейком в 1580 г., к 1930 г. дали бы иностранных инвестиций на сумму 4,2 млрд фунтов, что и соответствовало действительности.[58] Вот цена и последствия дрейковского грабежа для британского процветания. А фундамент этого процветания ― банальный грабёж, «крышуемый» короной.

Перейти на страницу:

Похожие книги