«Вторичность» феномена в том, что вторичный опыт исламизации ислама в современных условиях отчетливо тяготеет к общественно-политической сфере, а не к духовно-богословской, к области идеологии, а не к области духовного самоуглубления веры. Конечно, новейшие тенденции в мире ислама не лишены теологической глубины, но существеннее другое: события в Северо-Кавказском регионе России, Татарии, Башкирии, Таджикистане, Узбекистане, Киргизии, странах Магриба и Европы демонстрируют, что новейшие общественно-политические течения, выступающие под флагом ислама, ведут к саморасширяющемуся насилию, трансформируются в действия подрывного характера по дестабилизации существующих государственных образований. И здесь особенно важно, что исламисты, говорящие от имени «чистого» ислама, переходят к террору и физическому истреблению «неправильных» мусульман, не приемлющих навязываемого им силой нового символа веры. Отторгающих не только из-за отторжения насилия, но и в силу несогласия с извращением религии, ибо сказано в Коране: «Нет принуждения в вере» (сура ал-Бакара, аят 257).
Как известно, мусульмане предпочитают не употреблять терминов «экстремизм», «фундаментализм», «радикализм»; они используют термин «аль-исламийюн» (исламисты), имея в виду тех, кто выступает за ре-исламизацию общественно-политической жизни и государственно-политического устройства в мусульманских странах, которые, с точки зрения исламистов, нуждаются в реформировании по критериям «чистого» ислама. В этих случаях реислам и зация предполагает борьбу за то, чтобы шариат (буквально: прямой путь), т. е. закрепленные Кораном и сунной предписания, стал единственным законодательным основанием всей частной и публичной жизни.
Таким образом,
Продолжая тему, обратим внимание специалистов по борьбе с терроризмом и экстремизмом на опасность грубой идеологизации различий ислама и исламизма. Прежде всего, это проявляется как бытующее и на Западе, и в западноориентированной части российского общества расхожее представление об «исламской угрозе». В лучшем случае это соотносится с учением С. Хантингтона о «войне цивилизаций», а в худшем принимает вульгарные формы эмоционально-программирумых выплесков. Главное для нас — не оперировать этим ярлыком-термином ввиду его крайней неопределенности, а порой не только бессознательного, но и намеренного смешения явлений разного общественно-политического и религиозно-догматического планов.
Вторая идеологическая опасность заключается в лозунге председателя Исламского комитета России Гейдара Джемаля «Ориентация — Север», навязывающем различные утверждения, согласно которым спасение России (которая-де могла стать, но случайно не стала мусульманской страной) заключается в отказе от «православного империализма» и создании в союзе с исламом «новой идеологии» и «нового человека», воспитываемого в духе так называемого «идеала религиозного социализма (в дальнейшем мы покажем привязку этого термина к ваххабизму — Авт.)». «Будущее России, — пишет Г. Джемаль в статье «Идущий на Север не боится ночи» («Родина», М., 1998 г., № 1) — предстоит в двух важнейших ракурсах. Во-первых, как союзник ислама, во-вторых, как страна, преодолевшая свою историческую вражду к Германии… продуктом такой духовно избранной новой геополитики станет будущая Евразия, включающая в себя Центральную и Восточную Европу. Союз новой Германии, обновленной России и мирового ислама достаточно хорош и убедительно просматривается…». Эта смесь эклектики, антиисторизма и псевдонаучности, по мнению Джамаля, доказывает, что у России еще есть шанс стать исламским государством, более того: «Для нее это единственный шанс избегнуть геополитического исчезновения».
Резюмируем: необходимо работать с различиями. Введя различие между исламом и исламизмом, далее следует различать фундаментализм и экстремизм в исламе.