De Conspiratione / О Заговоре

Французская революция, конечно же, имела системные предпосылки — в обществе накопилось достаточно противоречий и социального динамита. Однако динамит кто-то должен взорвать, а взрыв направить в нужном направлении, чтобы затем утилизовать результаты. Без тщательной подготовки, финансового обеспечения и организации, т. е. субъектного фактора (не путать с субъективным; повторю, то, что сказал в предисловии: как субъектный, так и системный фактор носят объективный характер; субъективный фактор — частный и далеко не самый значительный аспект субъектного фактора) противоречия могут взорваться бунтом, мятежом, восстанием, как это бывало во Франции XIV, XVI или XVII вв., когда системная социально-экономическая ситуация, кстати, была много хуже, чем в конце XVIII в. Тем не менее революция случилась именно в конце XVIII в. Да, революции предшествовали голодные годы. Но, как пишет во втором томе («Революция») своего «Происхождения современной Франции» И. Тэн, при Людовике XIV и Людовике XV еще больше голодали, но бунты быстро усмирялись и были частным случаем обычной жизни. «Когда стена слишком высока, никто не подумает забираться на нее. Но вот по стене пошли трещины, и все ее защитники — духовенство, дворянство, третье сословие, ученые, политики вплоть до самого правительства проделывают в ней большую брешь. Впервые обездоленные видят выход; они бросаются к нему сначала небольшими группами, а затем массой; восстание становится всеобщим, каким когда-то было смирение»[178].

Ключевой вопрос здесь связан с брешью — кто и как ее проделал, ведь процесс этот носит не спонтанный характер. Подчеркну: речь не идет об отрицании объективных системных предпосылок и основ Французской революции, но об этом очень много написано и левыми, и правыми, и центристами. Меня интересует то, о чем чаще всего не пишут: объективный субъектный фактор, т. е. подготовка и организация революции на основе использования ее системных предпосылок и закономерностей развития общества в условиях структурного кризиса, превращение этого кризиса посредством целенаправленной деятельности некоего субъекта или неких субъектов в системный посредством анархии, а затем все более управляемого хаоса революции. Именно об этом и пойдет речь ниже — об оставшихся в тени субъектах революции и об управлении ими (большем или меньшем) этим процессом.

Революция, в отличие от бунта, есть предприятие, главным образом финансовое и организационно-политическое. Именно это по наивности или сознательно пытаются скрыть многие историки, акцентирующие стихийный характер революций вообще и французской в частности. Факты разбивают подобные интерпретации полностью, со стеклянной ясностью демонстрируя роль КС, нужно только свети факты в систему, отказавшись от вымыслов профанно-профессорской истории, по поводу которой Гете заметил, что она не имеет отношения к прошлому — это «…дух профессоров и их понятий, / Который эти господа некстати / За истинную древность выдают».

Помимо профессорской профанации, идущей от ученого незнания, имеет место и сознательное искажение истины, в том числе и по Французской революции, на что обратил внимание П. Копен-Альбанселли: «Благодаря принятым масонством предосторожностям, до, во время и после революции, то есть благодаря уничтожению или подмене документов, которые могли бы установить истинный характер и истинное происхождение этой революции, мы… живем в историческом заблуждении, обманутые самым последним образом… Вся наша история искажена в самих своих источниках, и только отсталые и заведомо предубежденные будут верить, что история Французской революции произошла так, как описали ее Мишле и его последователи»[179]. Я все же был бы менее строг по отношению к Мишле, хотя, в отличие от Тэна, он попал-таки в несколько явных ловушек «профессорской истории». Но это к слову.