Я старею, и мне ближе становится природа. Каждый раз четыре времени года для меня как четыре урока. Их мудрость меня утешает. Природа поет весной: "Что бы ни случилось потом, сейчас все только начинается. Вокруг так светло, несмотря на мимолетные ливни, так молодо, хотя у деревьев еще невзрачный вид, так красиво, включая даже пока пустые поля. Любовь вселила в меня столько силы и радости. Кажется, что они никогда не иссякнут!"
Она утверждает летом: "Моя гордость — это мое изобилие. С большим усилием я даю то, что кормит все живое. Каждая жизнь зависит от моего тепла. Зёрна, плоды, стада, залитые сейчас солнцем, — это достижение, которое никто не сможет уничтожить. Отныне будущее принадлежит только мне!"
Осенью она вздыхает: "Моя задача близка к завершению. Я отдала мои цветы, мои плоды, мой урожай. И теперь я стою, призадумавшись. Посмотрите, как я еще хороша в моем платье из золота и пурпура под ослепительным солнцем. Увы, скоро ветры и непогода сорвут мое убранство. Но однажды на моем обнаженном теле вновь расцветет моя молодость!"
Зимой она жалуется: "И вот я бесплодная и ледяная. Сколько растений, животных, птиц, которых я породила и лелеяла, умирают под моим покровом, потому что я уже не могу ни согреть, ни накормить их. Но неужели в этом судьба? Неужели навсегда победила смерть? Нет! В моих недрах мало-помалу начинается скрытая работа. Еще неподвижная в самой глубине тьмы, я предчувствую чудесное возвращение света и жизни".
Старая земля, разъеденная временем, источенная дождями и бурями, истощенная растительностью, но готовая бесконечно производить все, что нужно, чтобы род людской продолжался.
Старая Франция, обремененная Историей, истерзанная войнами и революциями, идущая без устали от величия к падению, но от века к веку распрямляемая своим гениальным стремлением к возрождению.
Старый человек, изнуренный испытаниями, отстраненный от дел, чувствующий приближение вечного холода и все-таки не перестающий ждать, когда во мраке блеснет луч надежды».
Пока де Голль предавался размышлениям в Коломбэ, во французской политике произошли некоторые изменения. Режим Четвертой республики начал испытывать серьезные трудности. Причиной тому была все ширившаяся алжирская война.
Французская армия, познавшая горечь поражения в Индокитае, стремилась взять реванш в Алжире, но терпела неудачи. Удрученные этим офицеры и солдаты постепенно проникались ультраколониалистскими настроениями. Они стали применять пытки к пленным, расстреливать заложников. Однако Фронт национального освобождения Алжира упорно продолжал сопротивление и расширял военные действия, что сильно раздражало французское командование. Оно было также крайне недовольно правительственной политикой. С одной стороны, все кабинеты держались курса на подавление национально-освободительного движения алжирцев, а с другой, за спиной армии, — вели секретные переговоры с ФИО{370}
. В рядах армейской верхушки быстро росло убеждение, что правительство вообще неспособно разрешить «алжирский вопрос». Такого же мнения придерживались и алжирские ультраколониалисты. Армия и «ультра» начали открыто возлагать ответственность за неудачи в колониальной войне на правящие круги Парижа. Они по существу перешли в оппозицию к правительству.Де Голль сразу понял всю серьезность создавшейся ситуации. Он хотел сам посетить Алжир и ознакомиться с происходящим на месте. Но ехать туда официальные власти ему не разрешили. Тогда в марте 1957 года генерал отправился во французскую Сахару, чтобы побывать хотя бы рядом с горячей точкой. В конце июня в письме к племяннице бывший председатель РПФ отмечал: «Алжирское дело затянулось, несмотря на большие усилия и затраты. Чем дольше оно длится, тем более зловещим и мрачным становится. Я даже не представляю, как нынешний режим сможет с ним справиться»{371}
. Четвертая республика, действительно, дала трещину. Это понял не только де Голль, но и его верные сторонники. Они интуитивно почувствовали, что слабой «системе партий» можно, наконец, нанести решающий удар.И вот осенью 1957 года «социальные республиканцы» начинают широкую кампанию за возвращение своего лидера к власти. Они решили развернуть ее в прессе, а также провести по всей Франции серию митингов и банкетов с целью пропаганды идей голлизма. Мишель Дебре в ноябре основал собственный небольшой журнал «Курьер гнева», на страницах которого постоянно требовал немедленного создания во Франции правительства общественного спасения во главе с де Голлем.