Со времён революции сторожа стали играть важную роль в общественной жизни Франции. Они буквально хранили судьбы людей в своих руках. Они скрывали или выдавали тех, чьих табличек с именами не было на дверях квартир. И по сей день полиция, разведывательные отделы и налоговая используют сторожей в качестве своих агентов. Сторожа оказывали такое сильное влияние на жизнь постояльцев, что некоторым приходилось переезжать, а некоторым стараться сохранить квартиру только ради хорошего сторожа. Как я узнал от нашего сторожа, разведывательное управление интересовалось и моей платёжеспособностью.
Будучи приезжим, я считал, что у меня есть некоторые обязанности. Французы больше были возмущены наплывом американцев и считали их виновниками роста цен. Для тех, у кого были доллары, повышение цен не играло никакой роли, но французы, чьи доходы поступали в франках, сильно пострадали.
Я не рассчитывал заниматься новыми строительными проектами и перестройкой чего–либо с целью улучшения ситуации на рынке жилья во Франции, но живя в этой стране, я знал, что обязан принести какую–то пользу, а не вести паразитический образ жизни. Этому принципу я следовал всегда. Когда франк падал, я скупал франки.
Я купил замок, расположенный в восьми километрах от города Компьен, в месте, где росли самые большие леса во всей Франции. Замок когда–то принадлежал месье де Вал Руайе, министру юстиции при Наполеоне III, одному из богатейших людей Франции. Я купил его из–за прекрасного чистого лесного воздуха, и мы задумали расположить там санаторий или больницу для шведской колонии. Колония, однако, отклонила наше предложение.
Неподалёку находилась маленькая деревенька Ла–Бревье, построенная ещё в Средних веках. Жители деревни в основном занимались рубкой леса и охотой. Для замка я построил электростанцию и предложил жителям деревни также провести свет. Но все они в один голос отказались, так как были довольны своими старыми керосиновыми лампами. Но через несколько лет муниципальные власти проложили через деревню электрический кабель, и большинство всё–таки поддалось искушению принять новое чудо в своих домах.
Старый повар, служивший у министра юстиций, и все эти годы охранявший замок, рассказал, что во время Первой мировой войны немцы разместили ставку главнокомандующего в замке. В саду в одном из деревьев до сих пор находилась застрявшая неразорвавшаяся граната, и нам пришлось вызывать экспертов из гарнизона в Компьене для её извлечения.
В Париже я также купил недвижимость на улице Казимир–Перьер. Недвижимость состояла из пятиэтажного дома, здания конюшни и частного отеля во дворе. Конюшню снесли и на её месте построили восьмиэтажный дом, а над пятиэтажным домом надстроили ещё четыре этажа. Руководство строительством я передал архитектору Аренду Бьерке, известному своим отличным вкусом.
В шведском посольстве в Париже я познакомился с послом графом Альбертом Эренсвэрдом, советником посольства Лагербергом и торговым представителем Свеном Бергиусом. Я не был знаком с Эренсвэрдом лично, но я знал о его свободных политических взглядах и о его содействии художникам в Париже, от чего испытывал к нему большую симпатию.
Со Свеном Бергиусом мы сразу подружились. Он рассказал, что впервые увидел меня в «Новом банке», куда он явился в качестве доверенного лица «Экспортного объединения Стокгольма» для продления контракта об аренде помещений. Его предупредили, что со мной трудно иметь дело. Предстояла нелёгкая встреча. Оказывается, я, выслушав его, сказал только: «Составьте контракт, я подпишу его».
В первый же год пребывания в Буа дю Роше на праздник Середины лета мы пригласили друзей из шведской колонии, в основном это была молодежь. Мы танцевали вокруг майского шеста, Исаак Грюневальд играл на скрипке, Арвид Хиден руководил исполнением студенческих и хоровых песен. Праздник удался, гости начали расходиться только на рассвете. Для тех, у кого не было автомобилей, были наняты автобусы, чтобы довезти гостей до Парижа.
На следующий год мы разослали шведам 150 приглашений, к нам же на праздник прибыло 500 человек. Перед домом мы установили майский шест, подняв сине–жёлтый флаг. Профессор Хельге Челлин с женой Стиной, которые жили у нас, сочинили стихи, восхваляющие праздник Середины лета, прекрасные цветы и пение птиц. Вершиной торжества стал момент, когда Карина Ари и Отто Торесен перенесли всех нас в сказку «Тысяча и одной ночи». Этот праздник Середины лета прошёл ещё лучше прежнего.
Через день мы получили гневное письмо от пастора Бьюрстрёма, который предлагал нам больше не устраивать этого празднества, поскольку это не наше дело, а дело его прихода. Мы получили щелчок по носу. Чтобы не вызвать раздражения окружающих, мы выполнили указание пастора и перестали устраивать праздники для шведской колонии.
Шведский клуб тоже воспринял устроенный нами праздник по–своему. Один шутник как–то вечером на собрании клуба пел куплеты о том, что на праздник Середины лета Ашберги собрали всякий сброд.