Гамов обратился за поддержкой к Николаю Бухарину, с которым был лично знаком как с заведующим научно–исследовательским сектором ВСНХ и участником затеянной Гамовым и Ландау академической эпопеи. Бухарин открыл Гамову двери в кабинет Председателя СНК Вячеслава Молотова. Молотов решил вопрос Гамова — в нарушение всех правил: Ро получила загранпаспорт, они поехали вдвоём в Бельгию и больше в Россию никогда не возвращались. «Размышляя о прошлом, — писал Гамов, — я до сих пор не могу себе представить, как случилось, что я получил второй паспорт. Самым вероятным кажется, что где–то скрестились чьи–то интересы»[893]
. Да уж, интересы скрестились, и весьма нешуточные: фактический «невозвращенец» Гамов получил в ответ на своё письмо официальное разрешение продлить на год свою зарубежную «командировку». Кто–то сильно за него молился. Мало того, Гамов обратился к протежировавшему его Молотову с требованием предоставить ему такой же статус, как у Петра Капицы: сохраняя гражданство СССР, постоянно жить с семьёй и работать за границей, лишь наезжая по необходимости на родину. Ответ Молотова на это обращение неизвестен. Реакция власти известна: в том же сентябре 1934 г., когда закончился срок командировки Гамова, в СССР был задержан находившийся здесь Пётр Капица, который навсегда потерял свой статус. Капица косвенно выразил своё раздражение поступком Гамова в письме Нильсу Бору от 15 ноября 1933 г.: «Невозвращение Гамова в Россию чрезвычайно затруднит получение разрешений на выезд для тех молодых русских физиков, которые хотели бы учиться за границей. Это представляется мне основным доводом против подобного шага. Сейчас примерно десять молодых физиков хотели бы выехать за границу, и этот вопрос рассматривается в настоящее время. Но если Гамов останется в Европе без разрешения русского правительства, это очень им повредит»[894]. Капица тогда ещё не вполне сознавал, насколько это повредит ему самому.Юрий Лисневский по этому поводу размышляет несколько туманно и загадочно: «Можно представить себе такую ситуацию. Когда стало ясно, что Гамов, добивавшийся для себя “статуса Капицы” (письмо В. М. Молотову, см. также переписку Гамова с Капицей. — С. З.), не вернётся, было осуществлено “задержание” в России Капицы — основателя такого статуса. Тем самым ценой уже реализовавшейся потери Гамова, а может, взамен такой потери, для страны приобретался Капица и ликвидировался сам этот статус, столь необычный для нашей страны и соблазнительный для других советских учёных. Естественно, подобные действия должны были осуществляться по решению самых высоких инстанций. Пожалуй, мы не ошибёмся, если скажем, что это было сделано с санкции Сталина»[895]
. Остаётся не снятым главный для этой истории вопрос: так что же на самом деле имело место — обмен или размен? И вообще: теряла ли страна Георгия Гамова, задерживая Петра Капицу?Историк науки Валентин Белоконь в беседе с журналистом Андреем Павловым чисто по–евангельски поведал «с кровли» то, о чём втихомолку толковали наиболее информированные люди из числа бывших друзей и знакомых Георгия Гамова: «Георгий Гамов исчез за кордоном в 1934‑м — то ли просто сбежав, то ли будучи завербованным НКВД под страхом расправы за “антимарксистскую” (вместе с Иваненко) деятельность. Кстати, нельзя с порога отбросить версию, что именно от Гамова к Сахарову попали секреты термоядерного оружия: основным автором принципов водородной бомбы был польский математик Станислав Улам — закадычный и единственный в Лос–Аламосской атомной лаборатории друг Гамова»[896]
. Белоконь ошибся: другим закадычным другом и соавтором Гамова с 1930 г. был один из создателей водородной бомбы, венгерский еврей Эдвард Теллер, которому Гамов проторил дорогу в Америку и вместе с которым Гамов участвовал в реализации Манхэттенского проекта.В своей автобиографии Гамов отмечал: «Более обширной была моя связь с Лос–Аламосской лабораторией после 1949 г., когда я прошёл проверку на благонадёжность. Я воспроизвожу здесь почтовую открытку д-ру Норрису Бредбери, директору Лос–Аламосской лаборатории. Эта открытка стала моим ответом на официальное приглашение принять участие в работе над бомбой деления в Лос–Аламосе. Другие два рисунка — по существу дружеские шаржи. Первый — карикатурные портреты моих добрых друзей Эдварда Теллера и Станислава Улама, которые известны как отец и мать водородной бомбы, а второй имеет отношение к тому времени, когда президент Трумэн ещё колебался, сказать да или нет разработке водородной бомбы. Пожалуй, вот и всё о моей военной деятельности»[897]
. Два шаржа. Вот и всё, что сохранилось от этой захватывающей истории…Это — в стиле Георгия Гамова.
Пламенные банкиры в пыльных шлемах
Н. И. Кротов