Deadly Cosplay (СИ)

Наконец так мешающая одежда была сброшена, и теперь обнажённые тела обжигали друг друга возбуждённым огнем священной ночи, сливаясь в одно целое.

Поцелуи были как ласкающее тело перо или бутон алых роз, со своими маленькими шипами из лёгкой боли в виде цепляющих кожу клыков. Словно в опьянении Рико в отместку царапала короткими ноготками обнажённую спину чистокровного вампира, когда он ласкал её грудь. Стоны уже сами лились из приоткрытых губ, а в животе нарастал тянущий огонёк. Фукуи сама подалась вперёд, почувствовав руки Канаме на внутренней стороне бедра. Канаме, приподнявшись, навис над девушкой, и смотря прямо в глаза, дразняще едва коснулся пальцами заветного места и дотронулся губами до острого подбородка.

— Хочешь, чтобы я вошёл в тебя?

— Даа, пожалуйста, — Рико вздрагивала от каждого прикосновения, изгибаясь в спине.

— Тогда скажи это, — пальцы Канаме сжали клитор, вызвав глухой женский стон.

— Пожалуйста, войди в меня, — Фукуи ногтями впилась в кожу плеч, целуя Канаме в шею, поднимаясь к губам, моля о ещё одном поцелуе.

Понимающе улыбнувшись, дотронувшись подушечками пальцев до подбородка, Канаме подарил невесомый, ласковый поцелуй, в контраст резкому проникновению, вырвавшему глухой стон.

Фукуи зашипела, выгнув спину. Голову кружило чувство наполненности, она ощущала его в себе каждой клеточкой, шептала его имя при каждом сильном рывке и срывала сладкие поцелуи.

— Теперь ты моя, — прошептал он на ушко, облизывая мочку, выходя полностью и снова входя.

Крепкое объятие слившихся тел, сдавленные стоны и взмокшие простыни. Ледяные пальцы проводят линию вдоль позвоночника и сжимают сильнее на ягодицах. Горячие поцелуи, что спускаются от искусанных губ к подбородку и ниже, задевая нежную кожу шеи. Клыки медленно вытягиваются в уголках губ, нетерпеливо ноя, посильнее наступающего оргазма.

Фукуи лишь сильнее сжала ноги, не желая расставаться с головокружительными мгновениями. Тугой ком внизу живота растворился в последнем толчке, накрывая теплой волной, что пронеслась от кончиков пальцев до макушки. Канаме кончал вместе с ней, издав хриплый рык.

Последний нежный поцелуй, клыки царапают уголки губ Рико, не чувствующей ничего кроме пульсации внизу живота. Сладкий поцелуй, оставляющий терпкий привкус.

На пике оргазма, одновременно кончая, в едином стоне схлестнувшихся эмоций, Канаме вонзил ноющие клыки в влажную от пота кожу. Рико закричала, но крик наслаждения сменился воплем ужаса и боли. Всё ещё насаженная на пульсирующий член, она содрогалась, чувствуя как холодеют конечности, как мутнеет рассудок и накрывает сон смерти.

Жизнь покидала Рико вместе со струящейся по её обнаженному телу кровью, что жадно пил Игараши, не выходя из своей жертвы, пока не опустошил её как бокал хорошего вина.

Только когда тело Фукуи безвольно обмякло, повиснув в его руках, Игараши облизнулся, языком стерев пролитую в уголках губ кровь. И покинув тело Рико, аккуратно пристроил её на смятых постелях. Накрыл одеялом и закрыл пустые, мёртвые глаза.

Канаме сдержал своё обещание: они были вместе до тех пор, пока смерть не разлучила их.

========== Ночь 7. «Долги платят жизнью» ==========

— Ты когда-нибудь читала “Десять негритят” Агаты Кристи? — голос нервный, но вовсе не дрожащий. Таким говорят люди, пытающиеся сделать вид, что держат ситуацию под контролем.

И Такаши пытался, с хроническим воспалением глаз после не одной бессонной ночи, искусанными губами и вечно дрожащими пальцами, которые то и дело пытались за что-нибудь ухватиться — так Такаши чувствовал связь с этим миром.

Даже сейчас сидя в скоростной электричке, он вцепился в подлокотники с такой силой, будто если отпустит их, то его сорвёт ветром и вырвет из электрички на полном ходу. Он смотрел на рядом сидящую Акиру, такую же бледную с потупленным взглядом, бесцельно щёлкающую ногтями. Оторвавшись от своего занятия, она тупо взглянула на Такаши и, криво улыбнувшись, пожала плечами, как будто не услышала его вопрос, но не хотела этого признавать.

— Но хотя бы считалочку?

Десять негритят отправились обедать,

Один поперхнулся, их осталось девять.

Девять негритят, поев, клевали носом,

Один не смог проснуться, их осталось восемь.

Восемь негритят в Девон ушли потом,

Один не возвратился, остались всемером.

Семь негритят дрова рубили вместе,

Зарубил один себя — и осталось шесть их.

Шесть негритят пошли на пасеку гулять,

Одного ужалил шмель, их осталось пять.

Пять негритят судейство учинили,

Засудили одного, осталось их четыре.

Четыре негритёнка пошли купаться в море,

Один попался на приманку, их осталось трое.

Трое негритят в зверинце оказались,

Одного схватил медведь, и вдвоем остались.

Двое негритят легли на солнцепёке,

Один сгорел — и вот один, несчастный, одинокий.

Последний негритёнок поглядел устало,

Он пошёл повесился, и никого не стало.

— Тебе это что, ни что не напоминает?

— Нас было девять, — простодушно и бесчувственно ответила Акира, снова щёлкнув ногтями.