Стрелять я не мог – Вот сцепился с охранником, и я боялся его задеть. Он был давно мертв, этот саргарец, его тело передвигалось лишь благодаря электрическим импульсам. Не человек – машина без страха и усталости. Его меч превосходил по длине клинок Вота, но это не давало преимущества – Вот неожиданно легко уходил от ударов. Механизмы в его доспехах пощелкивали, металлические пауки шевелили лапами, а змеи, казалось, шипели на врага. Когда саргарец в очередной раз замахнулся, Вот, вместо того чтобы отступить, нырнул под его мечом, схватил за руку, с хрустом и скрежетом металла вывернул за спину. В это время саргарец на мгновение замер, и я смог выстрелить.
Пуля разорвала его голову. Брызнули осколки металла, в воздухе повисло черное облако праха. Вместо головы остался лишь металлический каркас из проволоки и пластин, но саргарец не пошевелился, только искры на его теле побежали быстрее. Его рука медленно возвращалась на место, преодолевая сопротивление Вота. Приводы в доспехах бродяги уже различимо гудели. Щелчок – и шестеренка из его руки выпала на пол. Вот пошатнулся, саргарец освободил руку и взмахнул мечом. Каким-то чудом бродяга успел поднять клинок и парировать удар, от силы которого опустился на колени. Меч давил на меч. Вот схватил свой клинок левой рукой у острия, но, даже держа оружие обеими руками, он медленно поддавался нажиму саргарца. Со звуком, с которым падает на камни консервная банка, сидящий на груди Вота металлический паук разжал лапы и свалился на пол. Тут же вскочил и пополз по ноге саргарца. Его глаза светились алым. Выше, еще выше… Паук добрался до груди саргарца и принялся разгрызать скрепляющую пластины проволоку.
Хлоп, хлоп! – в грудь охранника между пластинами вошли два метательных ножа, брошенных Илвой. Дзинь! – третий нож ударил о металл и упал на пол. Но саргарец даже не обратил на это внимания. Я судорожно заряжал пистоль. Насыпал порох, заложил пыж и пулю. Ефимовский рылся в своей колоде карт, подбирая нужное заклинание. По коридору метались тени, ощетинившиеся когтями и зубами.
Наконец я смог зарядить свое оружие и выстрелил, почти не целясь. Пуля попала в грудь саргарца, выбив у того из спины облако серой пыли. Паук, держащий в челюстях отгрызенную грудную пластину, со звоном упал на пол, вторая пластина, шатаясь, повисла на проволоке. Саргарец на мгновение замер. Вот отвел его меч в сторону и затем погрузил кулак левой руки в образовавшуюся в теле саргарца дыру. Секунда – и рука вернулась обратно, но уже сжимая какой-то механизм. Провода, соединяющие деталь с телом охранника, лопнули, бегущие между пластинами искры погасли, и саргарец медленно опустился на пол. Вот с омерзением отбросил механизм и подобрал с пола шестеренку со своих доспехов. Паук вернулся на грудь хозяина и слился с броней, превратившись в одно из украшений. Глаза механической твари потухли.
– Однако, – сказал Ефимовский, пряча карты обратно в колоду.
Я вновь зарядил пистоль. В это время Илва подняла оброненный охранником лейфтр.
– Тоже сломан, – сказала она. – Он не смог бы из него выстрелить.
С пистолем в руке я заглянул в помещение, из которого появился охранник. Пусто, лишь у стены стоял большой накопитель молний. Я подошел ко второй двери и тоже ее распахнул.
– Этот не опасен, – сказал я.
Второй охранник лежал на полу. Провода соединяли его тело с накопителем, в котором закончился заряд. У выключенного охранника не было оружия – ни меча, ни лейфтра. Третья комната оказалась пуста.
Вот поднял меч поверженного врага, взмахнул, раз, другой, бросил на пол и наступил, ломая клинок.
– Плохое оружие, – пояснил он.
Когда мы проходили через ворота сквозь дыру в паутине, высушенное тело паука шевелилось на ветру, и паук казался живым.
– Джонни прошла здесь? – шепотом спросила идущая следом Илва.
– Да. – Я кивнул на мертвого ратуса, лежащего за воротами.
В нем торчало по меньшей мере две стрелы.
Большое помещение, в котором мы оказались, служило лабораторией саргарцев. Или мастерской, где они оживляли своих слуг. Вдоль правой стены зала на спускающихся с потолка цепях с крюками висел подземный левиафан – у меня не хватало слов, чтобы по-другому описать это чудовище. Назвать его просто гигантским червем было не совсем верно. Это был сверхгигантский червь размером с кита, занимающий все пространство у стены от начала до конца мастерской. Половина его бронированного тела, начиная с хвоста, была обшита пластинчатым каркасом, но голова и передняя часть, до которых не добрались маги-вивисекторы, уже сгнила, и на ее месте остался лишь скелет.
С левой стороны зала стояли стеклянные автоклавы, большинство из которых было повреждено. Наполнявшая их маслянистая жидкость вытекла, образовав высохшие следы на металлическом полу у зарешеченных сливных отверстий. Целыми оставались лишь два автоклава, провода от которых шли к искрящему и потрескивающему накопителю молний. За стеклом одного из них покоился ратус, его руки и ноги были закованы в сеть металлических пластин, проволока врезалась под кожу. Грудь ратуса равномерно поднималась и опадала.