Дебаты под Martini

Теперь я понимаю, что любое размышление о любых аспектах вьетнамской войны, особенно в контексте гибели американских солдат в текущих «зачем-нас-туда-занесло» конфликтах, может кем-то быть воспринято как абсолютное недомыслие. Если я прославляю войну, то я дурак. Это такой щекотливый вопрос, что восхваление тех, кто был на войне, должно начинать и заканчивать главу, открыто осуждающую войну в целом. Я говорю об этом без цинизма. Это то, чего требуют чрезмерно эмоциональные публичные обсуждения.

Одним из недостатков моей статьи является полное отсутствие упоминания о том, как война воздействовала на женщин. Письма, которые приковывают особое внимание, пришли именно от них. Одна пишет, что испытывает чувство вины потому, что не может иметь детей. Она живет с осознанием невыполненного женского долга. В другом письме женщина сообщает хорошие новости о том, что Джо Макдональд, исполнитель антивоенных песен, дает в Сан-Франциско благотворительные концерты для ветеранов вьетнамской войны. Она до сих пор переживает, что не расспросила своего возлюбленного о его впечатлениях о войне. «Вы были правы, — заканчивает она письмо, — когда сказали, что большинство людей чувствовали себя спокойно во время войны. Я же не принадлежу к ним».

Тот факт, что статью так по-разному толкуют, означает, что существует много людей, подобных упомянутой выше женщине.

Немного в заключение

Искусственная прохлада

Где-то я читал, что кондиционирование воздуха было изобретено для того, чтобы облегчить тяжелое состояние несчастного президента Гарфилда, умиравшего летом в Вашингтоне от раны после выстрела Гютэ. Мне было жаль этого человека. Плохо было то, что в него стрелял маньяк с французской фамилией, но еще хуже медленно умирать в Вашингтоне в июле и августе… На верхнем этаже Президентского дома (так его тогда называли) было так жарко, что команде морских инженеров дали задание придумать какое-нибудь приспособление для охлаждения помещения. Они пришли с системой охлаждения воздуха, состоявшей из трубок, погруженных в лед с солью. Как ни дерзок был этот проект, но я сомневаюсь, что он оказал большую помощь. Я говорю об этом так уверенно, потому что мне доводилось проводить летние месяцы на верхнем этаже одного дома в Вашингтоне. У меня не было возможности вызвать команду морских инженеров, но я делал все возможное, и тем не менее жара стояла такая, что добила бы даже здорового президента.

До тех пор пока я не переехал жить в Вашингтон в июле 1981 года, почти сто лет спустя с того дня, когда стреляли в президента Гарфилда, кондиционеры не играли никакой роли в моей жизни. Скоро у меня появилась привычка открывать дверцу морозильного отделения холодильника и засовывать туда голову.

Ситуацию усугубляло то, что первые пять лет я жил в Долине туманов — это часть столицы, где когда-то было много болот. (Государственный департамент — министерство иностранных дел США — прозвали Долиной туманов.) Когда президентом был Гарфилд, это место занимали армейские конюшни. Также недалеко располагалась бойня и сток, который находился в районе нынешней Конститьюшн-авеню, идущей от Мемориала Линкольна до Эллипса, как раз к югу от Белого дома.

Несомненно, в канал попадало много костей из бойни. Дурной запах доходил до Президентского дома. Несколько лет спустя президент Кливленд решил: хватит! — и перенес свою летнюю резиденцию на возвышенность, в трех милях отсюда. Там зловоние не ощущалось. И вот через сто лет мы с женой поселились там же, теперь этот район называется Кливленд-парк.

Первое делом я спросил у женщины-риэлтора:

— В доме есть кондиционер?

— Да, — ответила она.

— Покупаю, — сказал я.

Свой кабинет я устроил в комнате мансарды, выходящей на крышу, откуда был виден Национальный собор и красные яблоки, висящие на старых яблонях во дворе нашего дома, — от их вида просто слюнки текли. Я думал, что нашел рай для писателя — дом на возвышенном уединенном месте, открытый для посещения музы.

Была первая половина июня, уже жаркая пора в Вашингтоне. На второй день пребывания в своем кабинете к девяти утра мне уже стало душно. К десяти я был весь в поту, а к одиннадцати стал понемногу раздеваться. Вдруг я подумал: «Подожди! Ведь в доме есть кондиционер. Включи его!»

К электрическому щиту я подошел с некоторым трепетом. Я никогда не имел дела с системой центрального кондиционирования воздуха, у меня всегда был только «агрегат» на окне, который все время дрожал, грохотал, с него капало, и лампочки горели вполнакала. Я повернул рубильник на «включить». Около пяти секунд весь дом дрожал. Я подумал, что так и надо. Я вообразил, будто это большой белый медведь зашевелился после долгой зимней спячки. Я вернулся в кабинет, положил руку на решетку кондиционера и почувствовал прохладную струю воздуха. Скоро наш дом превратился в настоящую хижину эскимосов. Довольный, я сел к столу и вернулся к работе.