Дебаты под Martini

"Именно это стало ценой, которую мы заплатили. Опыт той войны можно сформулировать одной фразой: «Меня освободили от податей, ха-ха-ха». Но на такой основе не воспитать полноценную, творческую, уважающую себя личность. Эти человеческие добродетели вытекают из потребности отдавать себя на благо других, служить обществу, отстаивать свои идеалы. Заботиться о ближнем, рисковать ради него головой.

Следовательно, если вы сознательно отказываетесь от этих принципов – а общественное мнение вас в этом поддерживает, – тогда все больше и больше людей теряют моральные ориентиры, для них мир уже выглядит иначе. Они убеждают себя в глупой идее, что главной добродетелью может быть равнодушие к окружающим, отказ брать на себя обязательства перед ними. Но это как раз то, что разрушает жизнь. А созидает жизнь ответственность перед теми, кто рядом".

Эгендорф сделал еще два последних вывода. Первый заключается в том, что это чувство вины – или душевное недомогание – никому не приносит пользы. "Сначала, – говорит он, – это кажется символом достоинства. Ведь я все-таки страдаю. Затем это приводит к запоздалому поклонению героям [120]. Но все это не имеет смысла и на самом деле приводит к саморазрушению личности. Все, что нужно от нас ветеранам, – это достоинство и уважение. Все мы партнеры в браке по расчету. О любви речи нет, но должно быть уважение друг к другу. И если мы к этому стремимся, то должны прощать – прощать себя".

Второй вывод: «Люди осознанно идут на смерть. Это не оправдание, а ключ к пониманию того, что все мы поступаем глупо, обвиняя себя в том, что не ведаем того, что нам нужно, чтобы научиться. Чувство вины становится утешительным призом. Но вместо чувства вины нам гораздо больше потребен свежий взгляд на те обстоятельства, которые ныне требуют нашего участия».

Чувство вины ли, душевное ли недомогание причиной, но я совершенно точно знаю, что будь у меня сын и спроси он меня, что я делал на вьетнамской войне, мне придется рассказать ему правду: что мой военный опыт совсем непохож на те испытания кровью, которые прошел его дед.

Большинство людей, теми или иными средствами сумевшие избежать службы в армии, думают совсем не так, как я, и мне вовсе не хочется ставить под сомнения толкнувшие их на этот шаг причины или оправдания, которые они для себя выбрали.

Но я знаю и других, которые все еще пытаются отыскать путь к успокоению взбудораженной души. И часто это выходит на поверхность ощущением некоей незавершенности, неполноты…

«Я страдаю вместе с ними. Я не замечал, чтобы кто-то из моих друзей покаялся. И хотя мне стало легче, я все равно ощущаю, что мои рефлекторные действия не стали исчерпывающими».

…неоплаченного долга…

"Я так и не послужил своей стране. Я не смотрел в глаза жизни и смерти. Я остался неполноценным. Я шел мимо Мемориала, смотрел на выбитые там имена и думал: «Помилуй их Бог».

…того, как легко было…

"Настоятель однажды сказал мне: «Знаете, ваше поколение сделало мученичество безболезненным».

…того, что опоздал на автобус истории…

«Это вина – не принять участия. Не сделать ничего. Я не взрывал ни физические лаборатории в Анн-Арборе, ни военные укрепления вьетконговцев. Я болтался где-то посредине. И мне до сих пор за это стыдно. Только в последние годы я понял, как выглядел тогда с точки зрения моей страны. Теперь я понимаю, что должен был идти».

Отклики

В августе «Эсквайр» опубликовал мою статью, в которой я сделал несомненно ошеломляющее признание, что сожалею о том, что не участвовал во вьетнамской войне. Я говорю «несомненно», потому что в течение десяти лет своей журналистской деятельности никогда не переживал такой реакции, какую вызвала эта статья. Я затронул какие-то струны в душе соотечественников. Я был этому рад, потому что и написал статью именно для того, чтобы выяснить, есть ли еще люди, испытывающие такое же сожаление. Но меня страшно удивило количество откликов. Краткий анализ высказанных мнений заинтересует тех, кто «за» и кто «против». Вот что я написал: меня официально признали непригодным к военной службе.

В то время я испытывал радость и облегчение. Теперь я склонен думать, что при любых обстоятельствах я отделался от военной службы слишком легко. Это была дурная война, но тем не менее – война. Кто-то погиб, кто-то остался в живых.

Я чувствую различие между «детской романтикой и жаждой славы» и чем-то еще. Мне хотелось бы знать, что не пойди мы в армию, действительно ли «в нашу эгоистичную эпоху мы лишили себя последней возможности выполнить обязательство в отношении более ценного, чем мы сами: спасти жизни товарищей».

Эти слова не поразили меня и не показались проникновенными. У меня не было нужды искать где-то материалы или звонить в редакцию журнала «Солдат удачи». Среди тех, кого я цитировал, были Филип Капуто, Джеймс Уэбб, Роберт Э. Ли, а также Джордж Вашингтон. Джеймс Фэллоус ушел из журнала «Вашингтон мансли» восемь лет назад.