Дебюсси

Часы, проведенные без тебя, — это время тоски, умноженное на 100! Представь себе голодного мужчину, разбивающего витрины, чтобы украсть кусок хлеба. Потребность жить для другого человека — самая прекрасная вещь в этом мире». (Письмо Дебюсси Лили Тексье от 3 июля 1899 года.)

В июле Лили переехала к Дебюсси. Нашла ли она некоторое время спустя документ, компрометирующий музыканта? В довольно длинном письме он пытался вызвать у молодой женщины жалость, чтобы избежать разрыва. Даже сделал вид, что согласен на него: «В результате глубоких раздумий я пришел к выводу, что за утраченное счастье надо платить. Это может быть один из способов сделать тебя счастливой. Я заверну в пакет все твои вещи, которые ты получишь послезавтра утром. Я оставлю себе только кольцо, чтобы меня похоронили вместе с ним». (Письмо Дебюсси Лили Тексье от июля или августа (?) 1899 года.)

Дрогнуло ли сердце Лили? Возможно. Она переехала к нему на улицу Кардине, 58. Несмотря на финансовые трудности, 1899 год обещал закончиться для композитора лучше, чем начался. Гражданский брак Дебюсси и Лили был заключен 19 октября в мэрии XVII парижского округа. Свидетелями на церемонии бракосочетания были друзья Дебюсси Пьер Луис, Эрик Сати и Люсьен Фонтен. Со стороны Лили был лишь один из ее приятелей. Родители новобрачных отсутствовали.

«Церемония была короче некуда. Теперь есть некая госпожа Клод Дебюсси, с которой я думаю организовать совместную жизнь. И она будет такой, о которой можно только мечтать. Я смогу работать, и ничто не сможет помешать мне творить!» писал Дебюсси Жоржу Гартману 22 октября 1899 года.

Несмотря на скромность церемонии, Дебюсси пришлось дать урок музыки госпоже Мишель Ворм де Ромили, чтобы расплатиться за праздничный ужин в ресторане «У Пуссе».

«Лили Дебюсси ожидала окончания урока, сидя на диване внизу лестницы в наших апартаментах. Она отправлялась с мужем в свадебное путешествие на втором этаже омнибуса! Они доехали до Ботанического сада, где вышел бедный муж, который терпеть не мог ходить пешком. Пиршество было оплачено деньгами, которые он выручил за мой урок. Назад возвращались пешком, потому что, увы, не осталось денег на омнибус…» — вспоминала впоследствии Мишель Ворм де Ромили.

Композитор продолжал просить взаймы у своих друзей или же обращаться к Гартману. На деньги от редких уроков прожить было трудно. Кроме того, Дебюсси столкнулся с новыми тратами, связанными со слабым здоровьем Лили. Надо было платить врачам и покупать лекарства.

После женитьбы на Лили композитор обрел уверенность в том, что любимая женщина отныне будет всегда рядом с ним и не бросит его. Теперь для него было самое время вернуться к музыкальным проектам и закончить начатые произведения. «Вы спрашиваете, чем я занимаюсь? Я могу говорить лишь о том, чем я собираюсь заниматься! Я хочу закончить цикл песен “Ивняк”, затем перейти к завершению еще трех ноктюрнов и закончить “Белые ночи”», — писал Дебюсси Жоржу Гартману 3 июля 1899 года. Ни «Ноктюрны», ни «Белые ночи» так и не дождались ни одной лишней ноты к тому, что уже было написано. Впрочем, у музыканта и раньше были трудности, когда он решил закончить ноктюрны для хора с оркестром, которые начал сочинять полтора года спустя после того, как забросил ноктюрны для скрипки с оркестром. Он обещал сдать партитуру еще до окончания лета. Однако любовные переживания помешали ему сосредоточить внимание на музыке и выполнить обещание даже несмотря на то, что ему поступило предложение от Эдуара Колонна[94] включить «Ноктюрны» в его осенний репертуар.

Гартман снисходительно относился к «византийской необязательности» композитора, который без конца откладывал сдачу в печать рукописи своих произведений. Помимо того что Гартман оказывал материальную помощь постоянно сидевшему на мели Дебюсси, он с пониманием и восхищением относился к одаренному музыканту, о чем свидетельствуют его письма:

«Мой дорогой Колонн! Уезжая 15 июня из Парижа, я договорился с Дебюсси о том, что через несколько дней рукопись трех законченных, по его словам, ноктюрнов для оркестра будет сдана в печать, чтобы все было готово к моему возвращению. Я был проездом в Париже 25 августа, но он так ничего и не передал! Более того, от него не было ни слуху ни духу. Какой странный человек! Вот уже три или четыре года он корпит над этими ноктюрнами, которые много раз заставлял меня прослушивать, а потом переделывал их снова и снова. В том виде, в каком я их слушал, это совершенно удивительная музыка!» (Письмо Жоржа Гартмана Эдуару Колонну от 22 сентября 1899 года.)