Дебют четырёх волшебников. Книга первая

На покосившемся заборчике расселась стайка воробьев, оживленно что-то обсуждающих между собой. Что они там чирикали-обсуждали, выяснилось спустя два взмаха ресниц. Самый озорной из них стремительно сорвался с насиженного места и после короткого перелета, круто спикировав вниз, нагло уселся невдалеке от затаившейся в бурьяне трехцветной облезлой кошки. Та нетерпеливо повозила хвостом по земле, покрутила задом, поудобнее изготавливаясь к прыжку, и сиганула из чахлых кустиков наружу. Озорник в это время уже взмывал вверх, что-то весело чирикая. Кошка, впустую пропахав когтями по пыльной улочке, тихонько мяукнула с явным огорчением. Воробей вернулся к стае, но едва он уселся на плетень, как с него тут же слетел следующий кандидат на баловство. Этот специально пронесся на бреющем полете над неудачливой охотницей, едва ли не клюнув её в темечко. Когда она распласталась в пыли, заметив очередную жертву, вроде как прикинувшись невзрачной дорожной кочкой, воробей, заложив крутой вираж, приземлился поблизости от нее, на расстоянии одного лишь кошачьего прыжка. Талантливо изображая глуповатую невинность, птичка деловито тюкала клювиком по дорожке, дескать, на ничейный продуктовый склад случайно наткнулась. Изготовка, прыжок… и всё повторяется по заранее согласованному сценарию. Через минуту над бедняжкой, собравшейся уже, не солоно хлебавши, вразвалочку убираться восвояси, кружил следующий любитель острых ощущений. Очевидно, развлечение продолжалось, как минимум, пару часов кряду. А если судить по основательной запыленности кошачьей шкуры, так вообще выходило, что она с самого утра тут кувыркается по дороге на радость птичьей стае.

Чуть дальше, там, где улочка едва заметно расширялась, тихой сапой вползая в чрево городишки, толпа разновеликой детворы с визгливыми криками, заливистым смехом и пронзительным свистом устроила облаву на местную дворняжку, радостно мечущуюся среди этого невообразимого гвалта с накрепко зажатой в зубах свежевыброшенной кем-то свиной мотолыжкой. А тем временем парочка строгих мамаш в свою очередь из засады напали на детей, словно коршуны на цыплят, пытаясь выловить в этой сутолоке свои кровинушек, чтобы после пары-тройки шлепков по заду наконец-то загнать их под родную крышу к стынущему в неполном семейном кругу ужину. Но чаще всего женщинам почему-то подвертывались под горячую руку чужие сорванцы, а вот свои, кому шлепки и предназначались, самым непостижимым образом исхитрялись извернуться в последний момент и ускользнуть от расправы, продолжая с хохотом носиться по улице. Главы семейств непосредственного участия в экзекуции не принимали, ограничившись несколькими многообещающими угрозами, выкрикнутыми в раскрытые окна хибарок. Мол, они что-то там повыдергивают сынкам и дочкам, чтоб потом, завязав узлами, повтыкать эти же самые части тел обратно, но уже в другие места, если их чадушки, такие-то и такие-то разлюбимые насквозь, немедленно не объявятся на пороге и не отправятся умываться, чушки эдакие! Привычные для слуха угрозы действия не возымели, а вот шуму на улочке чувствительно прибавилось.

И лишь одна только толстая ворона вела себя спокойно, достойно и невозмутимо, с чувством и расстановкой выклевывая более мягкую середку найденной в отбросах зачерствелой горбушки хлеба, устроившись с ней поодаль от беснующейся детворы.

Обычная окраина заурядного городишки на самом краешке обжитых людьми земель. Таких сотни по Лоскутному миру разбросано. Так что Анкл не удивился, не увидев ничего нового для себя. Только вскользь поразился тому факту, что за последние два столетия, проведенные им почти безвылазно в городе магов, люди с их привычками и образом жизни не изменились ни на йоту, если не считать чуть более совершенных технологий производства всякой дребедени, не особо то и нужной.

Уходвинск — одно из немногих никому конкретно не принадлежащих поселений, выросших на свободолюбивых Ничейных землях Лоскутного мира. Какой-то управитель, ежегодно избираемый разноплеменными обитателями городка, конечно все-таки имелся. Он пытался следить за порядком, разруливая часто вспыхивающие разногласия между жителями, худо-бедно обеспечивал сносные условия существования, но очень большой власти в одни руки не получал. Скорее уж ему вместо местечковой коронки на макушку терновый венец напяливали, гарантированно доставляющий круглосуточную головную боль на протяжении всего года управления тем сбродом, который тут жил, а вот быть управляемым и послушным не сильно-то желал.