Дебют магии

Процессия ярко двигалась по улице, оставляя все меньше и меньше пустого места в шляпе. Практически никто не проходил мимо.

Троица вышла на главную площадь Златногорска и продолжила сове движение. Здание, которому еще предстояло стать судом и аукционом, на фоне полупустой площади казалось одним крупногабаритным жителем города. Оно было, мало сказать, запущено: окна были заколочены отвратительного вида досками, роль двери выполняла прочная фанера, которая была практически намертво присоединена к стене. А внутри был полным хозяином и господином лишь ветер, который гулял по этому зданию и завывал от скуки. А ведь несколько лет назад оно было мэрией, пока сам мэр не решил отстроить себе дворец и переехать туда.

Где-то на полпути к центру цилиндр наполнился доверху, и все последующие «взносы» высыпались на колени инвалиду.

Три человека миновали главную площадь, завернули в какой-то переулок, после чего уперлись в темный тупик.

Стены здесь были выкрашены какой-то отвратительно грязной краской, часть которой уже облезла, обнажив бежевый кирпич. Выглядело это так, как будто девушка стеснялась раздеться, и остановилась примерно на половине процесса, оставив на себе совсем немного отвратительной краски. В одной из стен уютно расположилась небольшая брешь, а один из двух магических фонарей, что проживали здесь, был разбит. В общем, место ощущалось не самым приятным. По крайней мере, оно было не из тех, куда человек попадет добровольно, если не считать приезжих, которых днем с огнем не сыщешь.

Инвалид аккуратно собрал деньги, что лежали на его коленях, и запихнул в шляпу, как следует утрамбовав.

— Ну что ж, неплохой улов, Платз? — сказала женщина и улыбнулась.

— Более чем, Дона, — «инвалид» скинул плед, спокойной встал и спустил темные очки на нос. После этого он поставил шляпу на коляску. — Штульц, ты как там, дудеть не устал?

Худощавый мужчина повернулся к Платзу.

— Устал, но ради такого, — он подошел к цилиндру и, вытащив несколько купюр, потер их в руках, а потом понюхал так, словно это был какой-то ароматный суп, — могу поиграть еще…

— Да, мы, конечно, даем, — Дона Роза подошла к своим коллегам. — Хорошо ты все придумал, Платз.

— Во только интересно, как ты до этого додумался, — встрял Штульц. — Мы же и так не самые бедняки…

— Тебя что-то не устраивает? — «инвалид» ухмыльнулся. — Тем более, ты даже не интересовался, что я собираюсь делать со своей частью…

— О нет! Все прекрасно! И по случаю первого крупного улова, предлагаю этот улов как следует потратить! — худощавый мужчина, держа трубу под мышкой, быстро потер ладонью о ладонь. Вторая часть реплики Платза отлетела от его сознания, как от стенки горох.

— Прекрасно, хоть какая-то от тебя умная мысль! — рассмеялась женщина и хлопнула тогда еще не главного, и вовсе не судью по плечу. — Платз, ты как?

— Ну, если вы хотите… — улыбнулся «инвалид», после чего снял круглые черные очки и положил их в карман потертого пиджака, — то почему нет.

— Кстати, почему ты не мог выбрать костюм поприличней? У тебя же есть, да и у нас…

— Штууууульц!!! — не выдержала Дона Роза.

Платз рассмеялся.

— Это образ, дорогой друг, образ. Нужно выдерживать стиль, понимаешь?

— О! Наверное.

— Ну и отлично, а теперь, давайте сделаем все как надо…

«Инвалид» поднял шляпу и вытряхнул все содержимое на коляску. После этого все трое набили карманы примерно одинаковым количеством купюр. А дальше, еще молодой Платз затолкал инвалидную коляску в брешь в стене, оставив там плед и шляпу.

— А если ее вдруг кто-нибудь стащит? — поинтересовался Штульц, когда вся честная компания направилась прочь из переулка.

— Поверь, никто в здравом уме этого не сделает, — «инвалид» задумался. — Даже если кто-то это сделает, у нас теперь есть деньги на новую.

— И куда мы с вами пойдем? — бросила Дона Роза, когда они вышли из жуткого тупика.

— Ну, выбора у нас сама знаешь, немного. Но он очевиден.

— А я, наверное, как следует поем… А то игра на трубе так утомляет! — облизнулся худощавый мужчина.

Платз абсолютно отрешенно кивнул головой, после чего посмотрел в сторону солнца, прищурившись. Оно нашло свое отражение в его голубых глазах, которые и без того горели. «Инвалид» глядел на него, такое же огромное, как и его планы. И он чувствовал, что им суждено сбыться, ведь начало было положено несколько часов назад. Но впереди еще предстояла работа, о которой Штульц, как ему казалось, не имел ни малейшего представления. Голубое небо повторяло цвет глаз «инвалида», и на фоне этой поэтической картины Платза посетило, скажем, озарение, которое посещает поэтов или ученых, носящихся после этого в своих белых халатах и орущих «Эврика!».

Будущий «как бы мэр», можно сказать, сформулировал свою мотивацию. И звучала она так:

«Деньги должны работать. Тогда заработает и город».

И Платз словно чувствовал, что скоро должно произойти что-то, из-за чего город точно должен будет начать работать.