Дебютантка

Мы в квартире какого-то второкурсника, в паре кварталов от Литтл-билдинг. Люси уехала домой после экзаменов, но благодаря Мике здесь куча народу с нашего этажа, включая тех, кто обычно не ходит на вечеринки за пределами кампуса. Один из Брэдов и Саша уединились в спальне: судя по всему, они встречаются уже несколько недель. Мика с Кентоном смешивают коктейли на кухне. Даже Роуз здесь, со своей страшной подружкой Моникой. А я? Ну, я танцую до упаду.

Кто-то гасит в гостиной верхний свет и включает дряхлый диско-стробоскоп. Трезвая Эллиот только посмеялась бы над этим. Стробоскоп на домашней вечеринке? Какая пошлость! Но я в той приятной пятой стадии опьянения, когда все зашибись, и я хочу расцеловать всех и каждого. Народ понемногу подтягивается на танцпол, и обстановка начинает накаляться. Я сбрасываю верхнее облачение – укороченную толстовку с длинными рукавами – и сверкаю золотистым спортивным купальником с открытой спиной, который позаимствовала у Саши. Других, похоже, вдохновила моя смена костюма: одежда теперь летит во всех направлениях, и на вечеринке возрастает процент обнаженной плоти. Да, детка!

Откуда ни возьмись появляется незнакомая девица с бутылкой джина. Видимо, мы с ней в одинаковой стадии опьянения, потому что, завидев меня, она кричит: «Подруга!» Я кричу то же самое в ответ, и теперь мы друзья. Она делает глоток прямо из бутылки, протягивает ее мне, я тоже выпиваю. И все. Девица исчезает, а я возвращаюсь к танцам. Вечеринка быстро становится одной из самых незабываемых и лучших, на которых я когда-либо тусила.

Музыка меняется с песни Робин Dancing on My Own на Pony Гинувайна – о-о-ох, это же классика, чтоб ее, – и всем коллективно сносит крышу. Народ переключается с танцев в одиночку к поиску пары для петтинга – естественное и ожидаемое следствие песни. Я закрываю глаза и растворяюсь в музыке и своих ощущениях. Экзаменационная чушь улетучивается из головы. Я больше не заморачиваюсь, как рассказать родителям об оценках. Ни о чем не думаю и не парюсь. Наоборот, чувствую себя сексапильной, раскованной, уверенной.

Исходящие от меня вибрации не остаются незамеченными: я вдруг ощущаю спиной тепло чужого тела. Я целиком растворилась в танце и не открываю глаз. Какая разница, кто он. Кем бы ни был этот парень, он классно двигается. Сильные руки ложатся мне на бедра и притягивают ближе. Я откидываюсь на него. Жаркий воздух, песня, мигание огней, энергетика комнаты, его ладони на моем теле – все ощущения обострены до предела. И если в следующий раз во время игры в «Я никогда не…» меня спросят: «Бывало, что ты доводила парня до стояка на танцполе?», я наконец-то смогу выпить штрафную.

Наши тела двигаются в такт песне как одно целое. Его ладони скользят вверх по моим бедрам, по талии и наконец касаются груди. Разгоряченная, я прижимаюсь к нему задом чуть сильнее, делая его еще тверже. Я прекрасно осознаю, что в ту секунду, когда песня доиграет, я отчалю. Сегодня вечером у меня нет настроения идти до конца.

Трек заканчивается, и я отстраняюсь. Я хотела уйти хладнокровно и не оглядываться. Но мне до у-у-ужаса любопытно посмотреть, чей стояк я только что успешно спонсировала. Оборачиваюсь… и мир останавливается.

Это Кентон.

Чувак, о которого я терлась все это время, – парень моей лучшей подруги.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Твою мать.

Не чуя под собой ног, я выбегаю из гостиной, подальше от Кентона. Как в тумане пробираюсь мимо людей и наконец нахожу пустую спальню, где на кровати свалена верхняя одежда гостей. Захлопываю за собой дверь и пытаюсь унять сердцебиение, расхаживая взад-вперед по скрипучему деревянному полу этой идиотской квартиры. Поверить не могу: я только что довела парня своей соседки до стояка. Это был не дружеский танец, а вертикальный трах. Черт. Сейчас бы протрезветь. Последний шот был сильно, сильно, сильно, сильно лишним… Я не могу нормально вдохнуть, от недостатка кислорода кружится голова. Комната вращается вокруг своей оси, ноги подкашиваются. Я падаю на кровать и смотрю в потолок в надежде, что если задержу взгляд на одной точке, все встанет на свои места.

Не знаю, сколько я пробыла здесь – час или, может, минуту, – когда вдруг открывается дверь. На мгновение в комнату врываются пронзительные вспышки и шум, потом дверь затворяют, и я остаюсь в темноте.

Но я больше не одна.

Кто-то здесь, со мной…

– Эллиот, – произносит голос.

Проклятье. Это Кентон.

Я пытаюсь сказать, чтобы он ушел, только во рту пересохло, и слова съеживаются на языке. В прошлом году я поклялась никогда больше не впутываться в измены. А теперь у Кентона создалось ложное впечатление, что со мной можно легко изменить… Надо протрезветь – СРОЧНО. Я заставляю себя встать с кровати и подойти к окну. Ноги по-прежнему подкашиваются. И все же мне удается поднять грязное стекло и высунуть голову наружу.