Дебютантки

После Бермуд она опять некоторое время пробыла в Нью-Йорке, чтобы иметь возможность посетить оперу и концерты в филармонии, в конце концов она была членом совета директоров филармонии. Затем она отправилась в свой дом в Палм-Бич. Крисси должна была приехать туда к ней на зимние каникулы.

Пока Патрисия Марлоу была в отъезде, следить за тем, чтобы распорядок дня Крисси строго соблюдался, поручалось экономке миссис Хаббард, и все в доме шло так, как при миссис Марлоу. Каждое утро и каждый вечер Крисси ела в одиночестве в огромной столовой, сидя за огромным обеденным столом, обслуживали ее два лакея. Пока Крисси ела, она развлекалась тем, что считала тех, кого она не любила, тех, кто ее предал. И среди первых в этом списке была бабушка. Она уже больше не удивлялась, почему та так мало времени проводит с ней. Ей уже было все равно.

В Уилтоне в программу входили беседы с психологом. Обычно во время этих бесед Крисси или молчала, или же старалась отвечать как можно короче, однако вопросы психолога заставляли ее все больше думать о прошлом. Именно тогда она начала собирать вырезки из газет. Вначале Крисси обнаружила часть вырезок в старой коробке из-под туфель, найденной в углу бабушкиного гардероба, затем она отправилась в библиотеку, где ознакомилась с целой подборкой о семьях Марлоу и Хэттон. Она добросовестно переписала все, что могла достать каким-либо другим путем. Затем она внимательно рассмотрела все фотографии, имеющиеся в альбоме бабушки, особенно те, где были изображены ее отец и мать. Эти снимки и еще несколько фотографий, присланных ей управляющим имением матери в Лондоне — очень славным человеком, — и составили ее личный альбом.

В Уилтоне Крисси вела себя вполне пристойно. Она не любила других «трудных» детей, не любила учителей и психологов, и у нее не было подруг, однако она предпочитала оставаться там, а не в каком-либо другом месте. Она немного потерпит, пока ей не исполнится восемнадцать лет, тогда она сможет получить деньги, оставленные ей матерью, — пять миллионов долларов. А когда ей исполнится двадцать один, она получит наследство отца — три миллиона долларов.

Весной этого года началась сильная эпидемия гриппа, которая унесла Патрисию Марлоу. Крисси стояла у края могилы с каменным лицом и сухими глазами. И бабушка, и тетя всегда учили ее, что неприлично проявлять прилюдно свое горе, стыдно даже чувствовать его.

Крисси, как и ее двоюродные братья и сестры, унаследовала еще один миллион долларов.

Гвен Уинслоу была разочарована, унаследовав от матери лишь шесть миллионов долларов. Остальную часть своего состояния Патрисия Марлоу завещала различным благотворительным организациям. Однако Гвен унаследовала дом на Парк-авеню, дом в Ньюпорте и дом в Палм-Бич, равно как и контроль над всем имуществом и предприятиями Марлоу.

То ли Гвен Уинслоу почувствовала после смерти матери свободу, то ли была настолько потрясена случившимся, что испытала какой-то срыв. Во всяком случае, ровно через неделю после похорон матери она подала на развод с Рудольфом Уинслоу. Неужели она все-таки узнала о похождениях Рудольфа? Или же ей надоело его неумелое руководство предприятиями Марлоу? Или, может быть, она просто ждала, когда умрет мать? Консервативная Патрисия никогда бы не допустила, чтобы развод запятнал имя Марлоу. Можно было руководить мужем или игнорировать его, но ни в коем случае не разводиться с ним.

Однако дело было в том, что Гвен приняла решение жить в свое удовольствие, так, как никогда раньше не могла себе позволить, и эта смерть лишь утвердила ее в этом решении. Она отделается от этого занудного, неверного и действующего ей на нервы мужа, отделается от имения Олд-Вестбери и всех связанных с ним забот, от всех предприятий Марлоу — вернее, от контроля над ними. Она продаст акции предприятий Марлоу и тем самым выкинет из своей жизни одновременно и Рудольфа, и эту непосильную ношу. Она будет свободна, свободна — свободна и от матери тоже.

Гвен закрыла дом на Парк-авеню. Слишком много времени уходило на то, чтобы содержать его надлежащим образом. Сама она перебралась в гостиницу «Плаза» и очертя голову начала заниматься обустройством своих комнат, прибегая к помощи известного дизайнера Элси де Вульфа. Рекомендации Элси разительно отличались от старомодной обстановки, в которой всю жизнь жила Гвен.

За несколько месяцев она сбросила несколько килограммов, немного укоротила нос и сделала подтяжку лица. Вскоре она стала завсегдатаем шумных сборищ Нью-Йорка, в то время как ранее считалась представителем старой гвардии. Она сидела на полосатых банкетках «Эль Морокко» вместе с Брендой Фрейзиер, Кабиной Райт и другими бывшими дебютантками того времени, которые были намного моложе ее. Но если она и была старовата для подобных развлечений, то никто об этом не говорил. И уж тем более красивые молодые люди, сопровождавшие Гвен. Она слишком хорошо им за это платила.