– Иногда. А ты вообще клялся когда-то, что боготворишь меня и готов мне ноги целовать.
– Ой, да когда это было-то!
– Всего десять лет назад, когда у тебя висело убийство режиссера, а тебе не хотелось с театральными деятелями работать. Ты их боялся.
– Ничего я не боялся. И ты была тогда на десять лет моложе, потому я и клялся. Ладно, уговорила, до Нового года еще понаблюдаю за твоим хорошим мальчиком, потом приму решение. Люди, конечно, нужны, некомплект у нас дикий, работать некому, рук не хватает, – вздохнул Зарубин.
«Убийство театрального режиссера примерно в одиннадцатом году, – отметил про себя Петр, напряженно вслушиваясь в шутливую перепалку гостей. – И какие-то тверские киллеры, по-видимому, не так давно, год-два назад. Если этот мифический Витя совсем молодой и неопытный, то вряд ли он работает в уголовном розыске больше трех лет. Ну, может, четыре года, но это крайний срок. Спросить у Каменской? Интересно же! Но она может и не рассказать, она скрытная. Надо не забыть посмотреть в интернете, может, там что-нибудь найдется».
Он бросил взгляд на Карину и вдруг, непонятно почему, совершенно отчетливо понял, что она думает о том же самом. Откуда пришла эта уверенность? С чего он решил, что его девушке, редактору-фрилансеру, интересны какие-то там киллеры из Твери и убитые режиссеры? Но уверенность не исчезала, и Петр поймал себя на, казалось бы, неуместной и несвоевременной мысли: если один человек без слов и жестов может точно угадать, о чем думает другой, то это не просто так. Это знак такой близости, такого взаимного проникновения в головы и души, что… В общем, да, если жениться, то только на Карине.
Но о каком «полном проникновении» может идти речь, если он, Петя Кравченко, так мало интересуется работой своей девушки и даже порой забывает спросить, чем она занята, над каким текстом трудится… А может быть, дело вовсе не в том, чтобы интересоваться трудовой деятельностью партнера по жизни и знать все тонкости и перипетии? Ведь огромное число женщин и мужчин на этой планете состоят в браке с сыщиками, следователями, прокурорами, сотрудниками всяких спецслужб – одним словом, с людьми, которым категорически запрещено распространяться о работе вне круга ближайших коллег. И ведь ни в коем случае нельзя утверждать, что все эти браки – несчастливые. Дело не в информированности о рабочих проблемах, дело в том, каков сам человек. Можно не знать, чем он занимается, но быть уверенным в том, что он именно такой, с каким тебе хочется провести все отведенные судьбой годы. Он поймет все самые заковыристые ходы твоей мысли и необъяснимые движения твоей души. Может быть, не одобрит их, может быть, возразит, даже станет спорить, но при этом никогда не оскорбит тебя, не унизит и не предаст.
Петр спохватился, что разговор-то продолжается, а он отъехал в размышлениях неизвестно куда. Включившись, понял, что идет обсуждение вопроса об отношении Галины Демченко к своему зятю Дмитрию. Похоже, кто-то высказал предположение, будто Галина Викторовна интуитивно чувствовала, что муж ее дочери – убийца, потому и вела себя с ним не самым любезным образом.
– Вряд ли он сам убивал, – говорил Сергей Кузьмич, отрицательно покачивая головой. – Айтишник… Нет, не похоже.
– Значит, его дружок Шурян? – с тревогой спросила Карина.
Петр видел, что ей вдруг стало очень страшно. Да и ему, честно говоря, тоже. Как-то мало приятного в том, что завтра на пути к Губанову за Петром будет следовать человек, у которого руки в крови. И этот человек, между прочим, тенью двигался за ними с Кариной, когда они целый день шатались по городу. Может быть, в какие-то моменты подходил очень близко к ним. Например, в кафе, где сумел даже услышать их разговор.
– Нет, Шурян тоже вряд ли, – махнул рукой Зарубин. – Такой же айтишник, только еще и наглый хакер. Пална мне тут понарассказывала всяких приколов про то, как он за вами таскается и как пытается что-то про вас разнюхать. Совсем неумелый. У него мозги и руки под другое заточены. Скорее всего, он собирает информацию и передает ее тому, кого нанимает исполнить заказ. Так дешевле.