Дед

– Отчего ж не взять, – сказал за всех Фока, завзятый картежник. – Присаживайтесь. На копеечку сыграем или на интерес?

Агенты переглянулись и решили, что играть будут на копеечку.

– На копеечку, так на копеечку. Какую игру предпочитают в органах?

В органах предпочитали дворовую секу. Фока дернул бровью, но вслух выбор «костюмов» комментировать не стал. Перетасовал карты, с пижонской ухмылкой пустил их веером из одной руки в другую.

– Эка! – восхитились агенты.

Фока пожал плечами:

– Школа жизни.

– Он у нас беспризорник, – вставил Серега. – С малолетства был оторван от мамкиной сиськи и прибился к хулиганам.

Фока метнул в Серегу взгляд-лазер. Серега охнул и рассыпался в прах.

Ганин ничего не смыслил в картах, но про секу кое-что знал. Например, что эту игру любят во дворах и в тюрьмах, что правила ее просты – знай себе набирай очки и торгуйся. Но если попадешь на молодца с ловкими руками и шальной душой на блеф, то могут и оставить ни с чем. Слышал от бывалых, что иные зэки, увлекшись простыми, но затягивающими ходами игры, уже не могли остановиться, пока не проигрывали себя самих и своих родственников – особенно среди родственников ценились молодые симпатичные сестры и жены. Тогда, проигравшись, такие зэки отписывали домой: так, мол, и так – и сестра или жена должна была выбить свиданку, на которой ее незадачливого брата или мужа подменял победитель и торжественно вступал «в право собственности». Зачастую зэки не сообщали своим женщинам о проигрыше, и тогда на свидании тех ждали шок и потрясение, когда в комнату для родственников вваливался чужой человек. Такое, слышал Ганин, в тюрьме устраивалось запросто – с попустительства охранников, при помощи взяток. Иные проигравшие отказывались вызывать в тюрьму родственников женского пола, и тогда их самих опускали на самое дно тюремной иерархии. Человек, проигравший в секу и не сумевший выплатить долг, считался презреннейшим из существ, жизнь его в зоне была нелегка.

И теперь агенты намеревались играть на копеечку в эту игру.

Ганин, помня о Фокином карточном таланте, от секи устранился. То же самое сделали Виктор Сергеевич и Степан Солодовников. Серега остался, несмотря на то, что брат пихнул его: «Надо тебе это?» – «Надо!» – фыркнул. Три агента, Фока и он составили партию.

Фока и не скрывал, что у него талант, что играть с ним будет нелегко, – делал всякие карточные штучки: ставил колоду домиком, рассыпал, убирал одну карту в середину и тут же, перемешав все, доставал ее снизу. Агентов должны были насторожить эти умения, но они и бровью не повели – только потирали руки, предвкушая развлечение. Серега Солодовников, в свою очередь, вообще настораживался редко. Его память, подозревал Ганин, стиралась вечером каждого дня, и следующее утро Серега начинал радостный и по-детски легкий – свободный от всякого жизненного опыта и воспоминаний.

Начальной ставкой сделали десять рублей за кон. Фока оглядел всех: «Ну? Готовы?» – и начал сдавать. Ганин подвинулся к нему, тронул за плечо.

– Фока, – попросил он шепотом. – Ты бы не раздевал их, а?

Фока вскинулся, ответил неожиданно резко:

– Я тебя не учу жить, Андрей. И ты меня не учи.

Получив карты, игроки заглянули в сдачу. Крякнули. Игра пошла. Один из «костюмов» сразу же повысил кон. Солодовников-младший ввязался в торговлю. Фока и остальные вскрылись и отступили. Солодовников и агент уперлись лбами: когда пришло время вскрываться, стоимость кона составляла уже около трех тысяч рублей – так далеко оба зашли в торговле. Выиграл «костюм», достоинство его карт оказалось больше.

– Мечи денежку, шантрапа, – сказал он.

Серега полез в рюкзак, выскреб оттуда всю наличность, которая была, – смятые бумажки, червонцы, мелочь – и стал отсчитывать. Денег не хватало. Почесал затылок, снова заглянул в рюкзак – но там было уже шаром покати, – и тогда он предложил:

– Слышь, служивый. Может, часами возьмешь? Батин подарок.

Братская затрещина не заставила себя ждать: прилетела и хлопнула Серегу по загривку. Тот вскрикнул, деньги брызнули из его рук золотым фонтаном. Вскочил, красный, сжав кулаки.

– Че? – крикнул брату с вызовом. – Че ты?

– Дурень, – сказал Степан, нисколько не заботясь угрожающей Серегиной позой. Наклонившись, он стал собирать рассыпавшуюся наличность. – Играть не можешь, так чего полез? Часы батины в расход пустить удумал. Вот он сейчас смотрит, покойничек, на тебя с неба и горюет. Думает: порол, порол Сережку, а ничему-то его не научил. Вырос из Сережки нехристь.

– Отыгрался бы я.

– Отыгрался, ага. Остался бы без порток, вот и весь отыгрыш.

Степан собрал деньги с земли, тщательно пересчитал. Потом извлек из кармана кошелек, добавил недостающее.

– Держи, – сказал он, отдавая деньги Сереге. – И не играй больше.

Серега передал выигрыш «костюму».

– Возьмите, дядя. За науку спасибо, а я больше не игрец. Братец вон не велит.