Многое дед не впускал в свою жизнь и уже много лет. Еще и до смерти жены. Положа руку на сердце – он и мир жили отдельно друг от друга. Дед не заглядывал в мир, а мир почти не проникал к нему. Но ведь, в старости это обычное дело. И более того, мир тобой не интересуется. Он скорее уж интересуется тем, что от тебя останется. Никому ты не нужен, а еще и являешься обузой. За тобой нужно ухаживать, тебя нужно обеспечивать, а сам ты уже ничего не можешь предложить миру. Ты – прочитанная газета, твоя позавчерашняя мудрость никому не нужна и даром, а кому-то даже нежелательна. Но деду был не из тех грустящих стариков, которые мечтали о новом слиянии с миром живых, цветущих и пахнущих. Ему не нужно было быть нужным, ему не хотелось баловать внуков, не хотелось детей. Впрочем, детей когда-то, может быть, и хотелось, но их с женой природа ими не наградила. Ну и пусть! И пусть. Жизнь идет к своему концу, он совсем один плывет на отколовшейся льдине куда-то в ледяной и вечный мрак, но и пусть. Ему и в голову не приходило жаловаться, грустить!
Что же понадобилось этому чужому миру от него? Мир хочет насмехаться над ним? Над его беззащитностью? Над дряхлостью, над бессилием? Ну, хорошо, но ты хоть посмейся! Посмейся мне в трубку! Что же теперь ты молчишь. Давай триумф! Смейся, гогочи, мир! Ты напугал старика, ты вытащил его на середину зала, ты показал его слабость! Что же теперь ты не подводишь черту. Посмейся и проваливай! Я утрусь так же, как вытер свою мокроту с трубки. Давай! А потом уходи навсегда!
Кажется, дед кричал это прямо в трубку домофона. Правда на этот раз она не соединяла его с молчащей улицей. Она, трубка, была сейчас просто мертвой пластмассой в его старой руке. Ему было страшно, обидно и, возможно, немного больно. Задеревенелые чувства и ощущения тяжело поднимались со дна, им не хотелось этого пробуждения. Дед был абсолютно вымотан.
Шли минуты. Возможно – часы. Раздался звонок. Дед вздрогнул. На часах было за полночь. Он выпрямился, выдохнул, снова подошел к домофону и снял трубку.
– Алло.
«Я войду?»
– Да – спокойно ответил дед. – Да, входи. Открываю.
Его палец вдавил кнопку «Замок», из микрофона раздался характерный сигнал. Дед опустил трубку, потянулся к входной двери. Первый замок, второй.
Рядом висело зеркало, в нем можно было теперь увидеть, что лицо деда стало удивительно спокойным. Можно было подумать, что после полуночи он ждал кого-то знакомого, благосклонно предвкушал встречу. Скрипнули усталые петли, с лестничной клетки повело прохладой ночи и бетонного подъезда. А еще, кажется, пахнуло немного свежими цветами, ведь была весна. Он оставил входную дверь приоткрытой и на редкость легкой для его почтенного возраста походкой пошел в кухню, выпить еще глоток воды. Кстати, она оказалась очень вкусной.