Дед Мавр

«Будет работа… получишь… верь…»

А я и ему не поверил: откуда ей взяться, работе, если на бирже такими, как я, хоть пруд пруди?!

Говорят, чудес не бывает. Еще как бывает, да и какие расчудесные из чудес…

Два дня спустя на бирже труда мне впервые вручили направление: чернорабочим, подносчиком кирпича на строительстве обсерватории за городом. Город кончался там, где теперь находится Дом печати. Дальше — сосновый лесной массив, теперешний парк имени Челюскинцев, а за ним, с правой стороны шоссе, стройка. Далеко? Очень: пешком из конца в конец через весь Минск, полтора часа ходу. Приступали к работе ровно в девять утра и заканчивали такие, как я, несовершеннолетние, в четыре дня. А занятия на курсах начинались в шесть часов вечера. Значит, надо было успеть добежать домой, помыться, переодеться, поесть и ни в коем случае не опоздать на первый урок.

Успевал. Но до сих пор помню боль во всем теле, особенно в плечах и в спине, из-за которой первое время уснуть по ночам не мог.

Самым тягостным в работе была деревянная «коза»: зацепишь ее «рогами» за плечи, подождешь, подождешь, пока ребята-подносчики уложат на «полку» ровно десяток кирпичей и — топай, избави бог поскользнуться, по зыбким деревянным сходням с прибитыми к ним поперечинами на второй, третий этаж. Поскользнешься — и полетишь вниз под тяжестью «козы». А сверху каменщики-сдельщики нетерпеливыми голосами подгоняют:

— Где кирпич?

— Кирпич подава-ай!

Нам, подросткам-подносчикам, оплата начислялась поденно. Им, мастерам-каменщикам, от выработки, сдельно. Вот и гнали без «перекуров». Только и слышалось:

— Давай, давай!

Но зато — работа! И какое огромное счастье пришло в тот день, когда я впервые отдал маме свой первый денежный взнос в семейный котел!

Мама внешне бесстрастно прореагировала на это:

— Вот и вырос.— И тут же добавила не обычным своим строговатым, а особенным, мягким, чуть-чуть задрожавшим голосом: — Совсем ты, Шурка, большой…

Никогда не любила она чувствительных нежностей. И я не люблю. Иной раз интонация голоса, выражение глаз говорят неизмеримо больше, чем самые наичувствительнейшие, но с затаенным равнодушием слова…

С тех пор на бирже труда для меня всегда находилось направление на работу.

Сразу после окончания стройки обсерватории послали землекопом на прокладку шоссейной дороги Минск — Могилев: корчевать пни, вручную, лопатами копать водосточные канавы по обеим сторонам дорожного полотна, на деревянной одноколесной тачке перевозить песок для насыпи в болотистых низинах.

Когда лента шоссе уползла далеко за окраину Минска, в сторону Красного Урочища — нынешнего автозавода, удивительно быстро получил работу в литейном цеху металлозавода «Энергия»: подносить опоки, набивать их формовочной землей, готовить отливки станин соломорезок и чугунных деталей ручных веялок.

Ребята на курсах — Борис Захощ, Николай Гринкевич, Петр Портянко, бывали счастливы, если им удавалось хотя бы два-три дня о неделю поработать грузчиками на товарной железнодорожной станции, а маня будто ожидали на биржа труда. Почему?

Только много лет спустя, кажатся, после Отечественной войны, да и то в случайно зашедшем разговоре, услышал от Ивана Михайловича:

— Помнишь, встретил тебя на Советской в дурацком наряде? Такая злость взяла, что хотел пройти мимо: докатился, а еще в Америку собирался бежать! Но глянул а глаза, разглядел в них немальчишеское ожесточение и почувствовал: вот-вот сломишься. Потому и отправился на следующее утро к заведующему биржей: состоит у вас на учете такой-то? Оказалось, есть… Поговорили мы с ним по душам… Не в монастырь же тебе, как хотела пристроить меня в твоем возрасте мать от нашей с ней нищеты… Дайте, говорю, хлопцу закончить учебу, а там будет видно. Обещал. Хороший человек был, с настоящей, а не бумажной душой.

Вот, оказывается, как: не Иван Михайлович Федоров, а хороший, с настоящей душой, заведующий биржей труда не дал мне переступить ту черту, после которой юнец теряет веру в себя и доверие к людям. А что было бы, если б Иван Михайлович не пошел к этому человеку? Не знаю… У меня и проблеска мысли не появилось, что кто-то захочет позаботиться обо мне, похлопотать. Думал просто: есть работа, есть почти постоянный заработок, и хорошо. Значит, надо учиться, пока они есть. А закончу общеобразовательные и, конечно же, найду работу не хуже, чем у других.

Обязательно надо учиться!