Было жарко. Пожарного цвета бронированные киоски, казалось, гудели от зноя. Вяленые продавщицы, наплевав на безопасность, пораскрывали двери киосков и сидели там на коробках, лицами напоминая рыб.
Внезапно у одного из киосков Калачов увидел знакомую фигуру сына. «Боже, до чего худой», — подумал он и позвал:
— Тёма!
Артём обернулся.
— Привет.
— Здравствуй. Что берёшь? — спросил Калачов и с преувеличенным вниманием приник к пыльному стеклу:
— Что тут интересного, так.
— Да мне разменять просто. — Артём показал крупную купюру. — Мама дала.
— Может, тебе купить чего-нибудь?
— Да нет, спасибо, у меня всё есть.
— «Пепси», «Херши»? «Чупа-чупс» хочешь?—шутил отец.
— Не хочу.
— Ну ты чего такой? Ну-ка пойдём пройдёмся, — Калачов потянул парня в тень. — Ты из-за мамы? Из-за меня?
— Что? — удивился Артём.
— Ничего. — Калачов помолчал. — Ну хочешь, поедем вместе?
— Куда? В Германию?
— Н-нет, в Германию у меня приглашение на одного. В Москву. В Москву, а? Я тебя с моими друзьями познакомлю. С девчонками. Твоего возраста.
— Да нет, мне поступать надо.
— Да ерунда, поступишь. Там недобор, там у меня доцент знакомый. Поедем? На пару дней? А? Потом я — дальше, а ты — назад?
Поедем? Будем сидеть за столиком и глядеть в окно. Мимо будут плыть поля, деревни, столбы будут перелистывать пейзаж — правда, похоже? — как будто листают. В детстве я любил стоять у окна в коридоре. Знаешь, купейный вагон, коридор и — никого. Хорошо протянуть руку в приоткрытое окно и держать её крылом в упругом потоке ветра. Хорошо просто глядеть в окно, часами. Я тебе расскажу о своём детстве. Приключения... Много было всякого, разного... Я тебе расскажу о твоём детстве. Помнишь, я фотографировал тебя у фонтана, ты в него упал, но не испугался, а встал в воде столбиком — чтобы я не передумал тебя фотографировать. Ты боялся, что папа передумает снимать такого бестолкового, неуклюжего сына. А я в самом деле передумал — схватил тебя в охапку и помчался сушить. Наверное, надо было сфотографировать, ты так хотел... А помнишь, как мы с тобой катались на санках? С такой огромной горы и хохотали? А как ездили с моими друзьями на шашлыки?
Калачов очнулся и поглядел вокруг: трамвай разворачивался на кольце, он в вагоне был один.
Он вообще был один. И кругом неправ.
Плыли поля, плыли деревни, столбы перелистывали пейзаж. Горячий, остро пахнущий шпалами ветер через окно задувал на верхнюю полку. Там, на верхней полке, лежал в одних плавках Калачов. Придерживая рукой страницы разговорника, он учил чужой язык.
Это новый русский фильм, но о нём сразу заговорил и.
Я бы сказал, что это хороший фильм.
Хорошо, оставим это. Как говорится: о вкусах не спорят.///ут,
Я сценарист.//ихь
Я звукооператор.
Я писатель.
Я электрик.//ихь
Я частный предприниматель.
Я плохой предприниматель.
Извините.
Господин полицейский
Давайте на «т
Я только хотел спросить..
Ни за что!//ум
Оставь меня в покое!//лясс
А вот это уже ни к чему!//дас
Я надеюсь, что не сломал руку .//ихь
Я бы хотел заклеить больное место пластырем.
Сердце ноет. Калачов поворачивается на один бок, на другой. Нет покоя.
Знаешь, какая у меня мечта, Рыбка? Умыть тебя утром, своей рукой. Твой лоб. Твои щёки. Твои глаза без грима. Расцеловать тебя мокрую, протестующую. Знаешь, как...
Встречный поезд всё сминает к чёрту. Пфлястэр.