Дед Снегур и Морозочка

Если суммировать все вышесказанное, то оно отлично подтверждает слова Веры Кирилловны о том, что Эстер придумала «воскресить» Кротову ради масштабной пиар-акции. Оборотистая невестка заставила свекровь плясать под свою дудку. К сожалению, психическое состояние Тимофея не позволило ему продолжать игру, и Морков покончил с собой, оставив записки.

Опытный графолог ни на секунду не усомнился, что Тим сам написал письма. Но вот вам новая странность. Оказывается, актер оставил не только записки на месте смерти и на даче, он еще и отправил письмо маме. Не слишком ли много доказательств суицида? Нам с Гри демонстрируют бурный скандал, после такой разборки мысль о самоубийстве может прийти в голову даже самому записному оптимисту. И пожалуйста, мы имеем покойника в «Мерседесе». А кто привез Вере Кирилловне послание? Помнится, дама сказала: «Я достала листок из ящика».

Как он туда попал? Сам приехал на такси и влез в железный короб на первом этаже?

Я вытащила из кармана мобильный, соединилась с Димоном и спросила:

– Я передавала на экспертизу записку. Каков результат? В частности, меня интересует, чьи отпечатки пальцев удалось снять с бумаги.

– Милая барышня, Дед Мороз готов исполнить любые твои желания, – загудел Коробок.

– Не надо вспоминать сей персонаж, – вздохнула я, – учитывая обстоятельства, это меня сейчас пугает.

– Текст написан лично Тимофеем. Есть «пальчики» Веры Кирилловны, актера и твои, – отрапортовал хакер, – сколько ни объясняй некоторым людям про резиновые перчатки и сердитого криминалиста, которому неохота изучать Танюшины оттиски, ни тверди про…

– Значит, никто из посторонних письмо в руках не держал? – остановила я разошедшегося Димона.

– Нет, и это логично, – тут же начал строить цепочку хакер. – Тимофей написал текст, всунул его в конверт и переправил матери. Вера Кирилловна вынула листок, потом он попал к тебе.

– Угу, – пробормотала я, – вот только конверта нет. Получается, Морков заранее сам подвез предсмертное послание матери. Это очень странно.

– Ну, необычно, – согласился хакер.

– Ладно, спасибо, – вздохнула я.

– Стой, – окликнул Димон, – в отношении водителя автобуса, на котором Эстер ехала из Хмарска в Алаево. Шофер сказал, что была женщина в приметном пальто, лица он не разглядел, она подняла воротник и спустила на лоб шапку, видно, замерзла, а вот красивую яркую верхнюю одежду он запомнил. В Хмарске, Алаеве и окружающих городках бабы даже летом предпочитают темные цвета, а уж зимой и вовсе похожи на нахохлившихся ворон. Проводница экспресса тоже вспомнила оригинальный прикид пассажирки: огненно-алый драп и белая лиса на воротнике. В отношении самой пассажирки она ничего сказать не может, та сразу крепко заснула, ни есть, ни пить не стала, из поезда выходила с поднятым воротником и в шапке, – так ведь холодно. Все подтверждает – Ротшильд ездила в Алаево, убила Соню, вернулась и в здании вокзала скончалась от удара шокера. Но исследование подошв ее ботинок говорит иное: Эстер не покидала Москву. Грязь не лжет! И последнее. Помнишь, мы обсуждали, куда подевались упаковки от «Дормидола»? Если актер слопал пятьдесят таблеток, где пустые блистеры или флаконы? Так вот, их и не было!

– Почему? – не замедлила спросить я.

– И на старуху бывает проруха, – признался Димон. – Я не учел, что «Дормидол» могут применять и в ветеринарии. Для людей препарат в виде инъекций не выпускают, а для животных он есть, применяется для усыпления. Гуманное средство, никаких страданий, четвероногий просто засыпает. Одной ампулы хватит, чтобы свалить лошадь. Можно принять орально, ни вкуса, ни запаха средство не имеет. Тим мог вылить «Дормидол» в бутылку воды и выпить его на дороге.

– В этом деле масса вопросов, – зашептала я, не желая, чтобы наш разговор услышал сидевший около меня мужчина, – но мне главными кажутся два. Почему Тимофей демонстративно отравился на улице и по какой причине Эстер села в автобус? Навряд ли ей хотелось привлечь к себе внимание, если она собиралась убить Соню. Жене актера следовало нанять такси, не обращаться к консьержам и не натягивать на себя слишком приметное пальто. Но Эстер поступила наоборот.

Я замерла, удивленная внезапно возникшим предположением.

– Некоторые бабы привязываются к определенным шмоткам, – забурчал Димон, – была у меня знакомая, так она постоянно таскала одно и то же платье в мелкую розочку. Шкаф от одежды ломился, всего полно, так нет, натягивала дурацкую тряпку, блеклую, серую, цветочки мелкие, неприметные. Издали вещь казалась застиранной, никакой красоты!