Дед умер молодым

В нескольких словах они договорились...

Затем они отправились к поезду, оставив меня в некотором разочаровании. Прощаясь, Красин успел шепнуть мне

— С головой мужик.

Я воображал, что их деловая беседа будет похожа на игру шахматистов, что они немножко похитрят друг с другом, поспорят, порисуются остротой ума. Но все вышло как-то слишком просто, быстро и не дало мне, литератору, ничего интересного...

Савва из озорства с незнакомыми людьми притворялся простаком, нарочно употребляя «слово-ер-с», но с Красиным он скоро оставил эту манеру. А Леонид говорил четко, ясно, затрачивая на каждую фразу именно столько слов, сколько она требует для полной точности, но все-таки речь его была красочна, исполнена неожиданных оборотов, умело взятых поговорок. Я заметил, что Савва, любивший русский язык, слушает речь Красина с наслаждением.

Сближение с Красиным весьма заметно повлияло на него, подняв его настроение, обычно невеселое, скептическое, а часто и угрюмое. Месяца через три он говорил мне о Леониде:

— Хорош. Прежде всего идеальный работник. Сам любит работу и других умеет заставить. И — умен. Во все стороны умен. Глазок хозяйский есть: сразу видит цену дела.

Другой раз он сказал:

— Если найдется человек тридцать таких, как этот, они создадут партию покрепче немецкой.

— Одни? Без рабочих?

— Зачем? Рабочие с ними пойдут...

Он говорил:

Хоть я и не народник, но очень верую в силу вождей.

И каламбурил:

— Без вожжей гоголевская тройка разнесет экипаж вместе со всеми ненужными и нужными седоками.

Красин в свою очередь говорил о Савве тоже хвалебно:

— Европеец,— говорил он,— Рожица монгольская, а — европеец!

Усмехаясь, он прибавил:

— Европеец по-русски, так сказать. Я готов думать, что это — новый тип, и тип с хорошим будущим.

...Когда при помощи Саввы в Петербурге организовалась «Новая жизнь», а в Москве «Борьба», Красин восхищался:

— Интереснейший человек Савва! Таких вот хорошо иметь не только друзьями, но и врагами. Такой враг — хороший учитель.

Но, расхваливая Морозова, Леонид, в сущности, себя хвалил, разумеется, не сознавая этого. Его влияние на Савву для меня несомненно, я видел, как Савва, подчиняясь обаянию личности Л. Б., растет, становится все бодрее, живей и все более беззаботно рискует своим положением...» ¹

Таково свидетельство великого писателя.

Но уместно добавить: дружеские отношения фабриканта и революционера были с первых же дней их знакомства надежно замаскированы внешней официальностью. В Политехническом обществе в Москве, куда Красин приезжал из Баку с докладом о своей электростанции, Морозов задавал ему вопросы в числе прочих слушателей, старательно вникая во все технические подробности и в экономическую сторону дела, нового тогда в России. Только убедившись в широте познаний и деловой хватке молодого инженера, мануфактур-советник пригласил его на службу, предложил приехать в Орехово-Зуево.

Директор-распорядитель Никольской мануфактуры не интересовался личной жизнью «главного электрического инженера». Савва Тимофеевич не спрашивал Леонида Борисовича: зачем, собственно, он так часто ездит в Москву? На Большом Трехсвятительском в правлении фирмы Красин не показывался. «Знакомства домами» с морозовской семьей не поддерживал. Зинаида Григорьевна не приглашала его в гости: не считала она служащих фирмы «людьми своего круга». И сам Красин не стремился в этот избранный круг. Да и хозяин дома Савва Тимофеевич к такой чести был, мягко выражаясь, равнодушен.

Он редко появлялся в огромном зале на первом этаже особняка; бывало это обычно ближе к полуночи. Рассеянно отвечал хозяин на поклоны гостей, едва прикасался губами к жениной руке, садился где-нибудь в уголке. Чуть усмехаясь, недолго наблюдал всеобщее веселье. И вскоре отправлялся к себе наверх. Там в полутемном кабинете с разноцветными витражами на готических окнах хозяин дома принимал своих' друзей: и московских, и питерских, и приезжавших откуда-то издалека. Откуда именно, Зинаида Григорьевна не интересовалась, хотя люди эти иногда ей нравились.

Вот хотя бы стройный светлоглазый блондин с курчавой бородкой, которого муж называл Иваном Сергеевичем. Элегантно одет, прекрасно владеет немецким, сразу и не подумаешь, что по профессии он всего-навсего ветеринар. Видно, Савва Тимофеевич оценил его знания по этой части, если возил на целую неделю в Покровское «на предмет ревизии конюшен». Да и по Москве катались они вместе, объезжая нового орловского рысака.

Выяснилось, что ветеринар Иван Сергеевич знаком и с другими богатыми семьями. Это и естественно: многие москвичи любят лошадей. Иван Викулович Морозов, например, директор второй в Орехове — «викуловской» — мануфактуры, один из совладельцев знаменитого Крепыша — победителя всех дерби — состязаний рысаков — и в Москве, и в Петербурге.