Деде Коркут

– Отчего вы такие грустные?

Другой дружок молвил:

– Как нам не грустить? Ты в новом кафтане, а мы – в старых.

Бейрек отвечал:

– Что из-за таких пустяков огорчаться? Сегодня я надел, завтра ты наденешь. Семь дней, семь ночей будет свадьба, каждый день пусть кто-либо из вас надевает, а потом отдадим бедному.

Семь дней, семь ночей длилась свадьба. Джигиты стреляли в быков, козлов, оленей, выбитых на скалах Гобустана, скакали на конях, бились на мечах, боролись, водили хороводы. И каждый день белый кафтан Бейрека красовался на одном из его молодых друзей.

А на Фиалковом эйла́ге Гыз-Беновша тоже кипела праздничная суматоха. На Банучичек надевали свадебное платье. Гысырджа Енгя держала перед ней зеркало, мать повязывала ей красный тюрбан.

Джигиты постарше собрались в шатре Бейбуры. Здесь были и Газан, и Алп Аруз, и Аман, и Карабудаг. Деде Коркут играл на кобзе и пел:

– Ах, госпожа моя!
Сколько б ни сыпал снег, к весне растает;
Цветами-травами покрытый луг к осени пожелтеет;
Из вешних вод моря не получится;
Из пепла холма не насыпать;
Из старого хлопка холста не соткать;
Из старого врага друга не сделать;
Если девушка у матери не научится, чести не сбережет;
Если сын у отца не научится, стола не накроет;
Сын создание отца. Один из двух его глаз.

И еще пел Деде Коркут. Послушаем, что он пел:

– Ах, госпожа моя!
Чем булатный меч в нечистой руке, лучше безоружность;
Чем высокий дом без добрых гостей, лучше бездомовье;
Чем горькие травы, которых конь не берет, лучше пустыня;
Чем горькие воды, которых человек не пьет, лучше безводье;
Чем негодный сын, отцово имя уронивший, лучше бездетность;
Чем дурное семя в материнской утробе, лучше бесплодье.
Ах, госпожа моя!

Кончил петь Деде Коркут, джигиты разошлись по одному, по два, каждый двинулся к себе домой.

…На краю стойбища были развалины; ночью, в лунном свете они отбрасывали причудливые тени. Здесь выли бродячие собаки, ухали совы. К одной из стен прижались двое. Их можно было узнать по теням: один из них – Алп Аруз, другой – человек под черным башлыком.

Говорил Алп Аруз:

– Кыпчак Мелик не торопится, ждет случая. Значит, надо найти другой путь. Договоримся с каганом крепости Бейбурд. Поскорее скачи, отнеси весть в крепость Бейбурд. Скажи кагану, что Дели Кочар обещал свою сестру его племяннику, а сам изменил слову: отдал девушку Бейреку на Сером жеребце. Завтра ночью они войдут в свадебный шатер. Скажи: если уберут Бейрека, Газан тоже пропал. Его опора – Бейрек.

Человек под черным башлыком вскочил на коня. Когда он скакал, не было слышно стука копыт. Всадник растаял в темноте, исчез с глаз долой.

Банучичек лежала в своем шатре, через открытую дверь смотрела в небо, на утреннюю звезду, нюхала брошенные у подушки вороха полыни. Сон не шел к ней.

Бейрек в своем шатре тоже нюхал полынь, смотрел на звезду, думал. Понемногу сон сморил его, он смежил веки, заснул.

Свадебный шатер Бейрека стоял посреди пустынной бескрайней степи. На расстоянии семи деревьев не видать искорки, не слыхать шороха. Только откуда-то доносится пение птицы Иса́г-Муса́г. Серый жеребец Бейрека далеко, в табуне. У Серого жеребца была привычка: как почует запах врага, начинает бить копытом, пыль поднимает столбом. Вот и теперь он стоял и рыл копытом землю, фыркал, ржал, но никто его не слышал.

Под покровом ночи восемь всадников тихо сошли с коней и, оглядываясь, подошли к свадебному шатру. Семеро с толстым арканом вошли в шатер, а один стоял в засаде. Из шатра послышался глухой стон, и вскоре семеро вышли оттуда. Выволокли связанного Бейрека с заткнутым ртом, кинули его на спину коня и ускакали так же тихо, как появились. Семеро ускакали, один остался. Оставшийся был под черным башлыком. Только всадники скрылись, он выхватил меч и с безмерной злобой начал кромсать шатер. Злоба его не остывала, он вскочил на коня и стал топтать остатки шатра копытами. Сровнял его с землей и ускакал.

В доме Газана собрались джигиты. Был здесь и Деде Коркут.

Газан молвил:

– Деде, что посоветуешь?

Деде Коркут ответил:

– Что под землей делается – змея знает, что на земле – человек. Пошли джигитов на четыре стороны света, пусть принесут весть – жив Бейрек или мертв.

Газан молвил: