– Спрошу я вас про сына Салора, Газана, из огузских земель. Жив ли он? Спрошу я вас про Карабудага, Дондара, Амана, Гараджа Чабана. Живы ли они? Про Бейбуру спрошу, про жену его, про дочерей. Живы ли они? Дочь Бейбеджана Банучичек дома или в могиле?
Старый купец отвечал:
– Если спрашиваешь про сына Салора, Газана, про джигитов его, то они живы. Если спрашиваешь про Бейбуру, про жену его и дочерей, то живы и они: сняв белое, надели черное из-за пропавшего без вести Бейрека. Банучичек мы видели плачущей на развилке семи дорог, стонущей: «О, мой Бейрек!..» А ты, джигит, случаем, не из огузов? Не слыхал ли чего о сыне Бейбуры, Бамсы Бейреке?
Бейрек молвил:
– Нет, купцы, я не из огузов. Я странник – бездомный, безродный. Но когда вы вернетесь обратно, в огузские земли, скажите белобородому отцу Бейрека, его седовласой матери, сестрам его, а еще дочери Бейбеджана Банучичек – пусть не ждут Бейрека, он не вернется. Пусть отец заколет его жеребца, приготовит из него плов, мать и сестры пусть снимут черное, наденут голубое, справят последний траур по Бейреку. Пусть найдут жениха его невесте: кто ей понравится, кого она полюбит, пусть за того выходит. А Бейрек, скажите, ушел туда, откуда не возвращаются.
Старый купец отвечал:
– Бедный Бейрек! Умер на чужбине!
Потом он достал из хурджина узелок и протянул его Бейреку.
– Странник, – молвил он, – может, путь твой пройдет мимо могилы Бейрека. Тогда положишь на нее вот это. Это наша земля. Жизнь торговых людей проходит в чужих краях, вот мы и возим нашу землю с собою: если придется умереть на чужбине, пусть на нашу могилу бросят хоть горстку родной земли. Возьми и будь здоров!
Караван удалился.
Бейрек долго смотрел ему вслед, потом развязал узелок. Уткнулся лицом в землю в своей горсти, задохнулся, прошептал:
– Запах полыни!
И вдруг понял он, что больше не может здесь оставаться. Сорвался с места и как безумный побежал. Перепрыгивал через откосы, обрывы…
Со стены из белой башни Сельджан-хатун увидела убегающего Бейрека, заметалась, как раненая птица. Она готова была взлететь с ограды. Хотела позвать стражников, чтобы они догнали Бейрека, поймали, вернули. Но поняла, что все напрасно – не вернуть Бейрека! И Сельджан-хатун с бесконечной тоской смотрела вослед любимому, исчезающему вдалеке.
Бейрек добежал до ущелья, огляделся вокруг. Увидел невдалеке табун лошадей. От табуна отделился конь, подбежал к нему. Бейрек посмотрел – и узнал своего Серого жеребца. Когда Бейрек попал в плен, Серый жеребец чутьем разыскал хозяина, прибился к табуну Кара Арслана, стал добровольным пленником.
Серый жеребец издалека учуял Бейрека, подскакал к нему и, встав на дыбы, заржал. Поднял он голову, поднял одно ухо и встал перед Бейреком. Бейрек обнял коня. Поцеловал его в оба глаза, вскочил ему на спину.
– Я не назову тебя конем – назову братом. Ближе брата – товарищем назову! Товарищ мой, отвези меня в родные края, – молвил он и помчался как ветер.
В крепости хватились Бейрека, узнали, что он сбежал, хотели догнать, но когда направились к воротам, Сельджан-хатун потянула за веревку, ворота закрылись, всадники остались внутри ограды.
А Бейрек на Сером жеребце скакал много дней, много ночей и добрался наконец до земли огузской. Первым ему встретился озан – певец. Бейрек сказал озану:
– Озан, у кого что болит, тот о том и говорит. Скажу и я. С кобзой на груди из края в край, от племени к племени ходит озан. Кто мужествен, кто слаб – знает озан. Да будет место озану в нашем народе всегда!
Озан отвечал:
– Спасибо, джигит, да будет и твоя жизнь радостной, чело – ясным. Да обойдет тебя любая беда!
Бейрек спросил:
– Озан, куда ты идешь?
Озан отвечал:
– Джигит, на свадьбу иду.
– А чья свадьба?
– Сын Яртаджыка Ялынджык берет в жены невесту пропавшего Бамсы Бейрека Банучичек.
– Ялынджык?
– Да. – И озан рассказал Бейреку, что тут к чему.
Бейрек молвил:
– Озан, уступи мне кобзу. Я в залог оставлю тебе коня. Сохрани его – я приду, заплачу тебе, а коня заберу.
Озан отвечал:
– Добро! Голоса я не лишился, горла не простудил, да еще и конем обзавелся.
Озан дал Бейреку кобзу, и Бейрек продолжал путь.
Дошел он до подножия Высокой горы и увидел, что Гараджа Чабан набрал у дороги груду камней и продолжает набирать их. Бейрек его узнал, а Гараджа Чабан Бейрека не узнал.
Бейрек молвил:
– Да будет светел твой лик, пастух, да будет благословен хлеб, который ты делил с Бейреком.
Оттуда Бейрек прибыл в свой удел – на окраину земли огузской. Пришел к роднику, под ивы. Видит, у родника – его младшая сестра Гюнель, пришла по воду.
Гюнель плакала и причитала:
– Бейрек, брат мой, свадьба твоя омрачилась!..
Нашла тоска на Бейрека, слезы закапали из глаз. Заиграл он на кобзе, заговорил. Послушаем, что он говорил:
– Скажи, девица, о чем ты плачешь, о чем стонешь? Душа моя горит, нет мне покоя! Что же случилось? Или твой брат погиб и сердце охвачено болью? О чем ты так плачешь, причитаешь, кого оплакиваешь, девушка?
Гюнель отвечала: