Дедов завет (СИ)

— Уа… — зевнул я и завалился спать прямо в одежде. Ничего, бабуля все равно не узнает.

Заснул я очень быстро, и проснулся еще быстрее. А как тут не проснуться, если у тебя по одному вырывают волоски!

— Ай!

— Вставай, дурья твоя башка! Опять же все проспишь!

Красные глаза Руфуса сверкали в темноте еще ярче, чем обычно, и мой сон как рукой сняло. Я бросился к окну и успел заметить ускользающую белокурую тень.

— Ну, держитесь, профессор Сомалия!

Будить я никого не хотел, поэтому из комнаты я выбрался почти бесшумно. Разве что в темноте наткнулся на сундук, который вечером поленился засунуть обратно в шкаф. Выругался я смачно, но про себя. Я выглянул из-за двери и убедился, что никого нет. И дальше я двинулся почти бегом. Вот только куда бежать?

— А! — вскрикнул я, когда кто-то схватил меня за руку. Спасибо хоть, что не завизжал.

— Погоди. — По светящимся серебром глазам я понял, что это была Энна. Говорила она шепотом, но слышал я ее так, словно ее слова раздавались у меня прямо в голове.

— Отпусти! Мне надо идти!

— Я знаю. Выслушай меня.

Что-то в ее голосе заставило меня подчиниться.

— Ну?

Энна отпустила мою руку и пошла вперед. И я конечно же за ней.

— Тебе нужно идти в комнату Верховного волшебника. Она не заперта. Там ты найдешь ту, что ищешь.

Все, профессор Сомалия! Теперь я Вас поймаю! Только, наверное, надо кого-нибудь с собой позвать, а то мало ли она меня опять…

— Нет!

— А? Что нет?

— Никому не говори! Так будет лучше. Просто дай ей сделать то, что она хочет.

Вот еще! Буду я слушаться какую-то девчонку! Профессор Сомалия ведь не одного меня обидела!

— Так будет лучше, — повторила Энна. Она говорила так уверенно, что я против воли ей поверил. — Дай ей уйти.

Оладка перепеченная!

— Хорошо.

Глаза Энны перестали светиться, и она исчезла так же неожиданно, как и появилась. А не привиделось ли мне все это? Может, я сейчас вообще сплю? Нет уж, на сон это совсем не похоже. Да и место на голове, откуда крыс волоски выдирал, до сих пор болело.

— Руфус? — тихонько позвал я. Ответом мне была тишина, значит, и справляться я должен сам. — Ладно! — сказал я самому себе и крадучись отправился к спальне Корнелиуса.

Дверь на самом деле была не заперта. Я тихонько ее приоткрыл, просочился внутрь и закрыл за собой. Перовое, что бросилось мне в глаза, была залитая лунным светом огромная кровать с балдахином. На ней я еле разглядел крохотную фигурку Верхового волшебника, за эти дни высохшую еще больше. А возле кровати на стуле с высокой спинкой сидела та, что снилась мне в самых страшных снах. Она держала неподвижную руку Корнелиуса в своих ладонях и неотрывно смотрела на его лицо. Когда я вошел, она даже не повернула голову в мою сторону.

— Если закричишь — тебе не жить, — еле слышно сказала Сомалия. Да еще таким тоном, словно не угрожала мне, а предлагала сесть рядом.

— Не буду, — буркнул я и подошел ближе.

— Садись.

Я взял еще один стул и поставил его возле кровати. Но не слишком близко возле Сомалии. Хотя если она захочет что-нибудь мне сделать, то меня это вряд ли спасет.

— Он умирает.

— Верховный волшебник? — Я знал, что спросил глупость, но что я еще должен был сказать?

Сомалия кивнула и нежно поцеловала руку, которую держала. Она на меня почти не обращала внимания, и я стал разглядывать ее и старика, лишь смутно напоминавшего Корнелиуса, которого я знал. Сомалия была вся в черном: узкие брюки и приталенная рубаха делали ее фигурку совсем хрупкой. Свои длинные светлые волосы она заплела в косу и перевязала ее простым черным ремешком. Никаких украшений Сомалия не надела. И я подумал: какая она настоящая? Та воздушная красавица, что вела наши уроки, называя нас "мои хорошие"? Или та, что хотела меня убить? Или все же она была настоящей сейчас, с неподдельным горем наблюдающая, как умирает этот старик?

А Корнелиус лежал неподвижно. Его стеклянные глаза были распахнуты и глядели в потолок. Его тонкое одеяло еле-еле приподнималось, когда он дышал.

— Это моя вина, — сказала Сомалия. Скорее себе, чем мне. — Это моя вина.

Еще какое-то время мы сидели в тишине. У меня все тело затекло, но я боялся пошевелиться.

— Он мог бы еще жить. — Снова послышался голос Сомалии, только еще более тихий, и мне пришлось подвинуться ближе. — Но он не хочет.

Она снова замолчала. А еще где-то через полчаса Корнелиус вдруг захрипел, все его тело напряглось, а потом расслабилось и стало совсем тихо.

— Все.

Сомалия встала, все еще держа руку Корнелиуса, наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб, а потом отпустила его ладонь. Она еще немного постояла рядом, закрыла его глаза и погладила по щеке. Потом она подошла к окну, распахнула его и обернулась ко мне:

— Больше я сюда не вернусь. Спасибо.

Она забралась на подоконник и спрыгнула вниз. Я подбежал к окну, чтобы посмотреть, куда она делась, но там никого не было. На Корнелиуса я старался не глядеть. Хоть мне он никогда не нравился, мне все равно было его жаль. К моему горлу подступил комок, а на глаза навернулись слезы, но я их сдержал. Профессор Сомалия… Надеюсь, я правильно поступил.