Дэдпул. Лапы

Оно входит неглубоко, всего на пару сантиметров, но этого достаточно, чтобы Дик отступил.

Я срываю УРА с пояса – сейчас меня заботит не столько Дик, сколько перспектива превратиться в липкую розовую жижу. Индикатор на пушке мигает как сумасшедший – зелёный, красный, красный, зелёный, – но мне не нужна таблица кодов, чтобы разобраться, в чём проблема. УРА треснула сбоку. Нанокатализатор пока не вытекает, но я не собираюсь больше таскать на себе эту штуку, тем более в рукопашном бою.

Я кладу УРА на стол и указываю на неё.

– Дик, можем друг друга дубасить где угодно и чем угодно, но не трогай эту штуку, ладно? Просто поверь, не стоит к ней подходить. Ясно тебе?

Ха! Похоже, дубасить никого не придётся. Возможно, я уже победил. Катана пришлась кстати. То, что на живом человеке оставило бы простую царапину, заставляет Дика дрыгаться и приплясывать. Он резко дёргает головой, как будто сейчас кончит.

– А, забей, неважно. Ну что, Дик, сдаёшься?

– Нет, Дэдпул. Пока нет.

Шестерёнки в его механическом теле со скрипом и лязгом встают на место.

– О нет. Хочешь сказать, ты сейчас собираешь все силы для последнего решительного удара?

Склонив голову, он выдёргивает из плеча клинок и направляет на меня.

– Именно.

Я киваю.

– Ну тогда иди к папочке.

Мы кидаемся друг на друга. Я ошибался насчёт Дика – он проворнее, чем мне казалось. Но в большинстве боевых искусств половина успеха – умение использовать сильные стороны противника против него. Я делаю вид, будто собираюсь столкнуться с ним лбом – как будто мы бараны какие-нибудь, – но в последний момент припадаю к полу, и Дик перелетает через меня.

Идея была в том, чтобы вскочить на ноги и ударить его в уязвимое плечо, пока он стоит ко мне спиной. Но Дик не стоит ко мне ни спиной, ни лицом. Он всё ещё летит – и приземляется прямо возле стола, где лежит УРА.

– Слушай, ну я же просил держаться от неё подальше!

– Извини!

Дик ковыляет прочь. Его правая рука дёргается, а тело вновь пускается в пляс, – но он может выделывать сколько угодно па: теперь моё внимание приковано не к нему, а к УРА. От толчка стол качнулся, и пушка катится, катится – и останавливается на самом краю. Я уже готов испустить вздох облегчения, как вдруг замечаю: в трещине что-то блестит. Прозрачная жидкость вытекает на стол и повисает крупной каплей на краю.

И кто же уселся прямо под этой каплей, виляя хвостом?

– Мистер Пушистик! Прочь оттуда! Живо!

Либо я не употребил ни одно из тех ста шестидесяти пяти слов, которые должна понимать средняя собака, либо уровень у Пушистика ниже среднего. Он остаётся на месте и с любопытством наблюдает за нависшей над ним смертельной угрозой – вытаращив глаза, стуча хвостом, высунув язык и словно бы говоря всем своим видом: «Ух ты, ух ты, что же это такое? Не терпится узнать!»

Вот ведь тупая псина. Но я всё равно его люблю.

Я бросаюсь к нему, и всё происходит словно в замедленной съёмке. Я лечу к мистеру Пушистику; смертоносная капля, словно паук, повисает на тонкой нити, опускаясь всё ниже. Не успеваю я пролететь и треть тгути, как нить обрывается. Капля падает – между ней и Пушистиком нет ничего, кроме воздуха и гравитации. Я хочу ускориться, но вряд ли это возможно, когда ты уже в воздухе. Хотя я всё равно пытаюсь.

Ещё немного… ещё чуть-чуть… Я уже почти на месте. Как и капля. Я и капля. Капля и я. Капля и мистер Пушистик. Я, капля и мистер Пушистик.

Осталось несколько сантиметров, но я не успею. Я не смогу вовремя отпихнуть мистера Пушистика. К счастью для щенка, я быстро принимаю решения. К несчастью для меня, они не всегда разумны. Я вытягиваю руку, прикрываю ладонью пушистую щенячью макушку…

…и ловлю каплю!

Да, конечно, я могу регенерировать, но монстры тоже могли, а они превратились в слизь меньше чем за секунду. Получается, я только что совершил самоубийство ради собаки, трам-пам-пам.

Жаль, что вы не видите мою физиономию.

Мы всё ещё в замедленной съемке, и у меня есть время вставить пару фраз. По всему телу взрываются нейроны, посылая беззвучный сигнал не только моим органам, внутренним и внешним, но и малюткам-клеткам, из которых всё это состоит. И что же за сообщение несётся с такой скоростью? Вот оно: горстке молекул, которая была телом Уэйда, пришёл конец.

Даже раковые клетки расстроены – но, если честно, мне на них плевать.

И что же встаёт перед глазами Уэйда в его последние мгновения? Что видит он, пожертвовавший собственной жизнью? Горные цепи? Бескрайние поля? Какой-нибудь порнофильм?

Ничего похожего. Даже мистер Пушистик куда-то удрал – наверное, сидит в углу и вылизывает свои причиндалы. Я вижу только край стола и кусок белой стены.

Я хотел бы в последний раз взглянуть на Пушистика. Я хотел бы сказать ему, как рядовому Райану: «Заслужи это! Заслужи!» Но времени на это нет. Нет, и всё тут.

Я падаю на холодный пол. Руку пронзает острая боль, словно ладонь прожигает кислота. Я закрываю глаза – интересно, удастся ли мне опустить веки до конца, прежде чем я провалюсь в темноту? Мне таки удаётся. Я зажмуриваюсь и медленно считаю до десяти.