Чай оказался таким, какой Иванушка и дома пил, но в то же время — совсем не таким. Гораздо, гораздо вкуснее. И подумалось: а ведь будь у них под рукой своя японская вода да все остальное, то каким бы получился чай? И еще подумалось, что и наши бы люди, имея возможность пить такой напиток, тоже, может, сделались трезвыми, как японцы. Но тут же встали перед глазами противные дядьки да тетки, день и ночь неприкаянно слоняющиеся по поселку, которых после Потопа совсем не стало, но со временем откуда-то опять появились — они б тогда наверняка так же ханыжили насчет чая и все равно на работу не ходили.
А вот печенье, которое к чаю подали, Иванушка не любил. Они с дедом такое никогда не покупали. А покупали дорогое и рассыпчатое…
Таким образом, побывав в гостях, Иванушка, по обыкновению, и десятка слов не сказал вслух, но подумать успел о многом. Хозяева же решили, что мальчик этот очень хорошо воспитан — заметил, что за ширмой годовалые близнецы спят, и моментально сообразил, как следует себя вести. И не стали запрещать своей дочке с ним дружить. Потому что должен же у нее быть какой-то круг общения.
— Дед, — спросил Иванушка с порога, — а почему они все по-русски называются?
— Это, как им кажется, должно нравиться нам, — не задумываясь, ответил дед, — да еще они уверены, что мы их настоящие имена будем обязательно и даже нарочно коверкать. Хотя имена-то у них… Вот у монголов — да! Язык сломаешь. Был у меня в институте приятель — Алдаберген Букей. Так я почти уверен, что никакой он не Букей, но — на порядок заковыристей. А японские — семечки. Кстати, брать себе русские имена — не только японская причуда. Многие и, что характерно, чаще всего азиаты этим грешат. Европейцы — редко.
— А-а-а… — сказал Иванушка и тоже стал раздеваться.
Но дед-то намеревался основательно с внуком побеседовать! И о вещах куда как серьезных. Так что пришлось допытываться. Впрочем, как обычно.
— И что вы там делали?
— Чай пили, чего еще в гостях делают?
— А о чем говорили?
— Ни о чем.
— Совсем-совсем?
— Совсем-совсем. Там же за ширмой мелкие спали.
— Тогда конечно… И как вы теперь будете? С Лизой-то.
— По-моему, я произвел на них хорошее впечатление. Так что — будем как-нибудь, наверное…
— Это хорошо. Мне Лиза тоже понравилась. Серьезная мадемуазель. Не то что наши некоторые. Только ты, Иванушка, не очень-то… Они ж скоро уедут.
— Может, еще раздумают.
— Вряд ли.
— Будет плохо. Очень плохо. Я даже не знаю…
И дед понял, что его любимый внук серьезно влип. И если он по натуре тоже однолюб — а это, скорей всего, так, то — беда. И надо как-то, что-то… Может, не поздно еще…
— Я, Иванушка, конечно, не вправе вмешиваться в твою личную жизнь, однако, видишь ли… Очень уж мы и они — разные! До такой степени разные, что у нас — «гора», а у них — «яма». Мы — чужие им. Они — чужие нам. И в таких случаях редко что-то хорошее выходит.
— Да ну! — отмахнулся внук. — Шовинизм какой-то. Пережиток. Все люди — братья.
— А земная ось? Или уже забыл?
— Прекрасно помню. Но отдельные случаи ничего не решают. И мой случай — отдельный.
— Отдельный? А представь, Иванушка, что вот бы у нас тут тоже свой микадо вдруг выискался! И кинул бы какой-нибудь клич. От имени Родины, само собой. И мы бы все — как стадо баранов… Можешь ты такое представить? Я — нет.
— А я — запросто. Хотя, допустим, лично ты на этот клич не побежишь. И я не побегу. Но бараны-то найдутся и у нас. Сколько угодно.
— Увы, найдутся. Но эти-то, Судзуки твои, баранами точно не выглядят. Однако — едут. На клич. Как это объяснить с помощью нашей логики?
— Никак.
— Вот. А разные логики, это — как разные планеты. Пропасть!
— Да, может, не уедут они!
— Может. Давай спать.
— Давай.
И они выключили свет, Иванушка отвернулся к стене, дед — в противоположную сторону, и стали спать. Даже без обычной сказки. То есть внук засопел почти сразу — может, надеялся увидеть во сне свою Лизу, а дед, по обыкновению, еще долго-долго не мог уснуть. Его одолевали думы.
Иванушка больше лук даже в руки не брал. Вот до чего дед заморочил ребенка своими сказками — с девчонкой по-нормальному не познакомиться! И этот же самый дед еще пытается кого-то…
Все лето Иванушка и Лиза были, можно сказать, неразлучны. И никакого внимания не обращали на пытавшихся дразниться. Вековечное «жених и невеста поехали по тесто…» их, похоже, ничуть не волновало. Хотя еще совсем недавно Иванушка убежденно говорил деду: «На фиг! Никогда я ни в кого не влюблюсь — дурак, что ли!» Правда — несколько позже: «Жениться мне, вообще-то, неохота. Но раз все рано или поздно женятся, то, наверное, придется когда-то и мне… Но ты не думай, дед, я спать все равно с тобой буду. Всегда…»
А теперь дед глядел и думал: «Ишь ты — каков! Ноль внимания на всех, фунт презрения! Я в его годы так не мог. „Царевич“, да и только!»
А потом пришлось прощаться. В присутствии взрослых, конечно. Лиза все же всплакнула. Хотя и сдержанно. Иванушка тоже обронил две скупых мужских слезы. Одна из правого глаза выкатилась, вторая — из левого. Но не целовались. Даже в щечку.
И Судзуки уехали.