Дедушка, Grand-p`ere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков

Я прочел биографию Гумбольдта и Ньютона. Какая громадная разница между ними! Как симпатичен первый и как несимпатичен второй! Гумбольдт — человек благородный, с прекрасной душой, с эстетическим чувством, преданный изучению природы. Ньютон, хотя гений его, может быть, и не меньше первого, человек жесткий, высокомерный, сухой математик, с довольно низким характером, завистливый. Не знаю, на что решиться, какой выбрать характер деятельности. Если бы на естественном факультете преобладала не теория, а практика, то я бы выбрал его. Теперь, за неимением другого подходящего факультета, я избираю математику. Если будет возможность, то я сделаюсь горным инженером. Теперь, в ожидании лета и окончания курса, нахожусь в каком-то возбужденном состоянии. Описать разве для примера сегодняшний день. Сегодня у нас на первом — французский, и потому можно спать дольше. Кроме того, сегодня занимался обтиранием, как у меня это положено два раза в неделю, в четверг, как сегодня, и в воскресенье. Протянувши время так, что на все осталось 5 минут, я быстро вскакиваю, обтираюсь, собираюсь, умываюсь, пью чай и иду в гимназию. Пришел Шульбах. Стал спрашивать. Коли знаешь урок, то сидишь и хлопаешь глазами, думая о чем-нибудь. Коли не знаешь, то переводишь вперед. Впрочем, попадаются иногда весьма интересные места из Цицерона. Я сравнивал сегодня его взгляд на жизнь с убеждениями Диккенса и с убеждениями других. Если выбирать семейную жизнь, то по отношению к семье я решительно предпочитаю всем Диккенса, то есть не только в семейной жизни, но вообще в отношении к жизни. Отношение к обществу — Цицеронов. Таким образом, у меня окончательно вырабатывается такой идеал жизни. В том случае если придется жениться, а женюсь я только в согласии с Диккенсом, то буду учителем или профессором, в крайнем случае буду заниматься жукособиранием, то есть буду составлять «Насекомые Московской губернии». В обратном случае, если я уже окончательно разочаруюсь в женитьбе, я буду путешествовать в качестве натуралиста, горного инженера, математика и вообще ученого. Кстати, о «Насекомых Московской губернии». Я думаю, прежде всего, написать к ней предисловие, доказывающее увлекательность практических занятий в самой природе и необходимость изучения теории. А то просто думаю написать несколько рассказов подобно Аксакову.

Руф Яковлевич Смирнов, студент

«Записки натуралиста и охотника Московской губернии». Для чего буду вырабатывать язык. Однако же я уклонился в сторону. За Шульбаховым уроком сидел протоиерей Пимен — филолог, который уже около двух недель шляется к нам. Между прочим, спрашивали и меня. Я ответил ничего себе. На третьем уроке — Шварц. Этот урок проходит довольно оживленно, отчасти потому, что мы бываем внимательны, отчасти благодаря методу преподавания Шварца. Его урок выделяется из числа других уроков, однако же он также утомляет довольно сильно, благодаря настоящему напряженному состоянию. Большая перемена проходит. Далее следует немецкий. Прежде всего, благодаря тому, что экзамена не будет, на уроке буквально ничего не делаем. Потому он проходит весьма весело. Михаил Михайлович в двадцатый раз повторяет свои анекдоты и каламбуры, рассказывает разные немецкие остроты, песенки, иногда довольно сальные. Просто тошнит. Некуда деваться от скуки. Каждую минуту открываем часы. Урок, наконец, кончается. Тут мы удираем вниз на гимнастику. Хотя это строго запрещено. Нас раза два заставали и гоняли с внушительнейшей нотацией. Там влезу на двойную лестницу, покачаюсь на канате, влезу на шест, спрыгну с самой высокой ступени лестницы. Снизу бегом выберусь по лестнице. Потом целый час такой же самой убийственной скуки. Хорошо еще есть correctum написать. Физик боится нас, останавливает, а то — хоть помирать! Щелкан обыкновенно спит, но я этого не могу, потому что сижу прямо перед глазами учителя. Наконец, «Классы кончены»! Объявляется Николай Александрович, просунувши голову в дверь, и мы идем домой. Приходится спорить, где идти — Арбатом или переулками. Дома читаю, хожу гулять (большей частью в библиотеку), учу уроки, жду Рождества, лета и окончания курса.

В. А. Смирнов «Чтобы правнуки и внуки… этой песне бы внимали»

Мой дедушка сделал для меня так много, даже не зная о моем существовании. Он родился в 1909 году, умер в 1969-м, за пять лет до моего рождения. Его имя — Смирнов Сергей Руфович. Он — сын Смирнова Руфа Яковлевича (о нем см. «Дневник гимназиста», опубликованный в этой книге). Многие внуки не застали своих дедов. В моем же детском сознании дедушка был жив, поскольку говорили о нем в семье как о незримо присутствующем среди нас человеке. Дома стояли шкафы с его книгами, на полках за стеклом хранились статуэтки и разные сувениры, привезенные им из Африки. Моя бабушка, Смирнова Лидия Михайловна, прожившая долгую и интересную жизнь, выделяла меня из всех внуков. Я, по ее словам, внешне был очень похож на деда.

Руф Яковлевич Смирнов с детьми Лидией и Сергеем, 1910