Дедушка, Grand-pere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков

От дедушки всегда исходило тепло и забота, рядом с ним, таким большим и сильным, нам было спокойно и хорошо. Дедушка никогда не повышал на нас голоса, даже когда мы шалили, и тем более никогда не поднимал на нас руки, даже в шутку. Когда нас наказывала мама, дед раскрывал свои огромные руки, как бы защищая нас, а мы с сестрой прятались за его могучую спину. Несмотря на худобу, при его росте спина дедушки была широкая. Мы всегда знали — дедушка нас в обиду не даст. Когда мы слишком увлекались играми, громко смеялись и вообще шумно вели себя, что, в общем-то, не приветствовалось в коммунальной квартире, дедушка мог сделать нам замечание. Оно было совершенно невинным. На улыбки и смех, если он не понимал, по какому поводу мы веселимся, он обычно спрашивал: «Что ощеряетесь?» Как ни странно, слово это, теперь практически вышедшее из употребления, было нам понятно и не требовало объяснений. Мы понимали, о чем спрашивает дедушка, и слово это совсем не казалось нам ни странным, ни грубым. И если сейчас мне случается вдруг услышать его, то в ту же минуту передо мной всплывает лицо деда. Больше в семье никто так не говорил. Это было какое-то его особенное слово.

Поскольку все мы — а нас было шесть человек — жили в одной комнате, то вся жизнь дедушки протекала у нас перед глазами. Наши родители, у которых было уже трое детей, работали не покладая рук. Почти все время они проводили на работе и сверх того, чтобы прокормить всю семью, прилично одеть нас и что-то отложить для больших покупок, подрабатывали еще и ночью. Мама раскладывала письма на почте, которая размещалась в противоположном от нас доме, а позже обшивала родных и знакомых, поэтому почти все время мы проводили с дедушкой. Он в буквальном смысле слова нас вырастил.

Конечно, я была совсем ребенком и специально не наблюдала за тем, что и как делает дедушка. Но все же, как это ни удивительно, по прошествии стольких лет я прекрасно помню все его привычки и каждодневный распорядок. Дело в том, что дед Федя отличался своими, только ему присущими манерами и стилем жизни, сформировавшимся, видимо, в далекие годы молодости. Так, например, ел он отдельно от всей семьи, то есть свою пенсию он, естественно, отдавал родителям, но питался не с нами вместе, а в другое время, когда все уже были накормлены, взрослые уходили на работу и дома оставались только дети. Я, разумеется, уже не вспомню набор продуктов, которые он более всего предпочитал, но вот как он ел свой завтрак или обед, я помню хорошо. Дедушка всегда сам себе сервировал стол. У него была своя салфетка, он тщательно ее расправлял, стелил на круглый стол, стоявший посередине нашей большой комнаты. Ел он всегда неторопливо, с чувством, даже как-то уважительно по отношению к еде. Мы с сестрой часто наблюдали за этим священным действом, сидя на большом диване напротив стола. Ведь дед ел только после того, как все были накормлены, поэтому он мог не торопиться и ел так, как ему было удобно и привычно.

Леночка и Олечка Карташевы, Москва, Поклонная гора, 1960

Сейчас, уже в зрелом возрасте, я часто вспоминаю, как бережно дедушка относился к еде. Хлеб он намазывал необыкновенным образом: тщательно и подробно, замазывая всю площадь хлебного куска, включая все его уголки и выступы. У него были свои столовые приборы и маленькая рюмочка. Он вообще любил все свое, личное. Возможно, это было связано с годами его службы в полку. А может быть, было просто привычкой, личным качеством или традициями его семьи. С получки папа всегда покупал дедушке бутылку хорошего вина. Обычно ее хватало на месяц, потому что после следующей папиной получки появлялась новая бутылка. Вино дедушка наливал в свою крошечную рюмочку. Думаю, это тоже было связано с привычками его молодости. Дед никогда не курил, но сказать также, что он выпивал, было бы совершенно неправильно. Рюмочка его напоминала аптечную мензурку — так она была мала.

Наша повседневная жизнь была небогата событиями. В каждодневных заботах у дедушки была отдельная часть работы. Помню, он очень любил кипятить молоко. В то время, а это был конец 1950-х — начало 1960-х годов, молоко привозили к дому в бочках. Ответственная миссия по покупке и доставке молока была возложена на дедушку. Ведь нас было много, и именно ему было поручено готовить молоко для всей семьи. Кипятили молоко на общей кухне, и дедушка всегда клал в кипящее молоко кусочек сахара, то ли для вкуса, то ли для сохранности.

Дедушка всегда носил одну и ту же «прическу» — просто-напросто брился наголо. Эту ответственную процедуру он доверял только маме, и ему нравилось, когда мама его брила. У нее это ловко получалось. После бритья он выглядел очень довольным, счастливо улыбался и глядел на маму глазами, полными благодарности. Маму дедушка особенно любил и высоко ценил ее внимание и заботу. Мама тоже обращалась к дедушке не по имени и отчеству, а из уважения к нему — просто «папа».