- Нет, не кончилась, да и не будет ей конца, пока жив хоть один.
- А что ж ушел ты, не защищаешь землю родную? – нахмурился он.
- Так войной дело не решишь, - Олег вздохнул, потеребив в ухе серьгу, признак того, что он в роду своём последний, - решил ответ найти, как сразу все войны закончить, для людей счастье найти. А то уж за тридцать годков перевалило, а ничего ещё сделать не успел. Как людям в глаза смотреть?
- А семья то у тебя есть, - спросил старший, - иль девица какая дома ждет?
- Нет,- погрустнел воин, - уже нет. Была... Красивая, с ясными очами, с косой до пояса...
Обещала дождаться, да вот не дождалась, вышла замуж за соседа моего, что дома с родителями престарелыми остался. Сначала больно сердце тосковало, а сейчас, думаю, какие мои годы... - успею.
- Так, когда ж ты успеешь, - удивились волхвы, - раз дело такое затеял, - людей счастливыми сделать. А серьга вон поблескивает, не боишься род прервать?
- Эх, правы вы, мудрые, - Олег поднялся, - отогрелся я у вас... За хлеб, соль спасибо. Пойду. А то и впрямь не успею.
Скрылась в темноте широкая фигура воина, а волхвы переглянулись. Спешит жить человек, только в мужи вырос, а все туда же... Не дал Род людям силы и бессмертия младших богов, да и мудрости великой не дал. Но живет человек так, как будто нет смерти, творит то, что и богам не под силу, меняет мир... Что боги, - дети, не хотят взрослеть, менять что-то, успеют, ведь впереди вечность. А у человека нет вечности. Не наказал Род человека, жизни длинной не дав, а великий дар преподнес, ждёт от нас чего-то, чего не смог дождаться от созданных им ранее творений...
Долго еще сидели дед с Ирой на крылечке, слушали сверчков и пили чай. А на следующий день, в саду, появились первые спелые вишни.
Маленькая Ира сидела на ступеньках крылечка, прогретого ярким солнцем. Думы её были грустными. Издалека, Ира походила на взъерошенного насупленного зверька. Щечки были припухшие, с грязными пятнами, от размазанных по лицу слез. Да, Ира плакала, в общем-то, было от чего. Этот «нехороший» Ярик, мальчишка, живший через два двора от них, отнял у неё свистульку, только вчера подаренную Дедом. Ярик был старше, потому Ире и оставалось только что плакать. Ну, ничего, больше она с ним дружить не будет, даже разговаривать...
- Ты чего здесь сидишь? - погладив Иру по головке, спросил Дед, - я тебя обедать зову, зову... Ты плакала?
Ира отрицательно помотала головой, посмотрела на деда и снова разревелась:
- Я твою сви-истульку потеря-яла.
- Потеряла? Так чего плакать, пойдем и поищем.
- Мы ее не найдем, - всхлипывая и шмыгая носом, сказала Ира, - её Ярик забрал.
- А ты его просила вернуть? – Ира кивнула, - хорошо попросила?
- Да... Сначала... Но он сказал, что она ему тоже нравится, и он мне её не отдаст.
Дед улыбнулся, все было понятно:
- Ничего, мы сейчас пообедаем, приведем тебя в порядок и пойдем в лес.
- В лес? Зачем в лес? – удивилась Ира.
- Ну как зачем, - Дед хитро улыбнулся, - искать новую палочку для свистульки.
- Для новой? – Ира очень обрадовалась, но все-таки что-то было не так, - а старая?
- А старую, мы Ярику оставим, раз она ему так нравится.
- Но это не правильно! Он же её у меня забрал!
- Верно, и ему теперь будет стыдно, а если мы пойдем и отнимем, то не правы будем мы...
- Ну, мы же обратно отнимем, - неуверенно возразила Ира.
- Но отнимем же? - Дед встал, - так ты обедать будешь?
- Буду, - задумчиво обронила Ира и пошла в дом.
***
В лесу они ходили долго, несколько часов. Ира приносила палочки Деду, но ни одна ему не нравилась, то маленькая, то узенькая, с сучком, не из того дерева... И когда она уже почти отчаялась, они её нашли... Потом были еще долгие часы ожидания, до самого вечера. И наконец, Дед вручил, сияющей от счастья Ире, новую свистульку.
- Ну вот, правда что-то долго я, уже и солнышко устало, спешит спрятаться за лесом, - он улыбнулся, - может чаю?
- Да! И сказку...
- Ну, хорошо.
Попивая горячий чай на крылечке, и пуская клубы ароматного дыма в теплый вечерний воздух, Дед начал свой рассказ:
- Было это давно, хотя и сейчас такое случается, но речь не об этом. А о Медведко, имя ему такое дали, что бы вырос таким же сильным и крепким, так и случилось. Не одна хворь его не брала. И руки, надо сказать, у парня золотые были, и дом поставить, и землю вспахать – всё мог.