Деды и прадеды

И точно. Мужики разделись донага и потащили сеть к воде. Они были все худые, жилистые, двухцветные — ноги и зады были сметанно-белые, а выше пояса — шоколадные, как негры. Комбайнёры, не иначе. Они шутили и смеялись, заходя в воду, приседая и слегка оскальзываясь на глинистом дне. Потом стали расходиться по пруду. Самые ловкие вплавь волокли сеть, иногда уходя в воду и сердито матеря шутников, которые смеялись над их непревзойдённым собачьим стилем. Они охватили сетью довольно приличный участок. Те, кто был ближе к берегу, стали приторачивать концы к сцепке «Кировца». Потом старший что-то гикнул, и трактор взревел. Его огромные колеса медленно повернулись, потом трактор пошёл чуть быстрее. Сначала ничего не было видно. Те, кто были в воде, неторопливо плыли за сетью, следя, чтобы не было никаких зацепов, а те мужики, что остались возле берега, споро и без лишних слов стали подтягивать нижний край. Работа в одночасье закипела. Но вот здоровенный кошель невода начал показываться у воды. Сначала ничего не было видно — черно, будто тины зачерпнули. Вдруг этот кошель взорвался серебром и брызгами — крупные караси и карпы бились в сети, толклись и ощутимо её ворочали. Мужики засвистели, замахали руками, потом вцепились в нижний край, стали что-то орать трактористу. Тот замедлил ход, и сеть выползла на берег, наполненная кипящей ртутью.

— Оце так зачепили! — восхитился Витя.

— Да-а-а, багато взяли! — откликнулся Коля.

Рыбы и вправду было много. Тракторист заглушил мотор и вылез из кабины, весело скаля зубы.

А дедок шелохнул вожжами, и старая лошадь подвела телегу к неводу. Мужики стали быстро бросать бьющуюся рыбу в телегу. Вскоре дедок заволновался, начал увещевать и браниться — рыбины продолжали прыгать и цепляли хвостами полы его старенького пиджака.

— Годи! Годи! Запиниться! Тю, здурiли зовсiм!

А комбайнёры, делая вид, что не слышали его старческий дискант, звенящий на всю округу, подбрасывали карпов покрупнее в переднюю часть телеги, под доску, на которой дедок восседал как старый, сердитый, довольно потрёпанный и осипший петух. Карпы прыгали и били деда под зад, отчего дедок стал нервно подпрыгивать и озираться. Наконец мужики подбросили дедку самого здоровенного карпа, который был размером с поросёнка и явно собирался показать чудеса физподготовки. Раздался громкий шлепок, точно лопатой.

— А-а-а! Трясця вашої матерi! Злодiї! Запинить! Запини-и-ить!

Дед разошелся не на шутку. Потрясая кнутом, он завопил что-то совсем уж виртуозное, отчего мужики остановились, кто упирался в колени, кто валился на траву, поджимая ноги. Визг и хохот стоял немыслимый.

— Да-а-а, — невозмутимо отметил Коля, лежа на тёплой травке и покусывая какой-то стебелёк, — це дщ Зшовш, як вже скаже, так скаже!

Витя был помладше, он просто тихо похрюкивал, вытирая слёзы беззвучного смеха.

В конце концов и сам дед Зиновий засмеялся, как треснувший чугунок, шутливо погрозил кнутом комбайнёрам и тронул вожжи. Старая лошадь вздохнула, поозиралась и потянула телегу к дороге, кружившей около пруда. Мужики наскоро понатягивали трусы и штаны и снова густо забились в кабину, «Кировец» опять заревел, довольно выбрасывая клубы чёрного дыма, потом гул мотора стал утробнее, как у сытого медведя, и трактор пополз за телегой.

— Так. Зараз вже наша черга, — Коля махнул рукой. — Пiшли!

Мы поднялись с мягкой нагретой травы и стали обходить затонь по берегу. Скоро тропинка закончилась. Нас окружала стена прибрежной травы, пахнущей таким мёдом, что воздух можно было намазывать на булку. Коля присмотрелся к редким коровьим следам в жирной влажной земле. Потом он решительно снял сандалии. Мы с Витей тоже разулись. Дядья мои сняли и штаны, положили на берегу. И мы двинулись гуськом сквозь камыши и траву. Ребятам трава была до плеча, мне же она закрывала синее небо.

Я толком ничего не видел, стараясь не зевать и вовремя вывязить ноги из чавкающего ила. Сверху ил был горячий, разогретый, как подходящее тесто, но внизу он был холодный и неприятно липкий. Мы медленно продвинулись метров двадцать, пока не прошли к проплешине среди камышей, где были навалены какие-то доски и половинка сгнившей двери.

— Це наш штаб, — показал Коля, отгоняя рукой обнаглевших комаров, разбуженных нашим вторжением.

— А цю бандуру я сам допёр! — похвастался Витя, стараясь тоже подчеркнуть свою значимость.

Братья помогли мне забраться на эту дверь, которая служила небольшим помостом на брёвнах и досках, наваленных между вбитых в дно корявых кольев у границы роста камышей. Впереди синел пруд, в котором сахарной ватой отражались кремовые облака, подсвеченные послеполуденным солнцем. Мой желудок подсказывал мне, что давным-давно пора была подкрепиться, но это приключение увлекало меня всё больше и больше. Здоровенные стрекозы, оглушительно шурша слюдяными крыльями, устраивали настоящие воздушные бои, чуть ли не мёртвые петли вертели, затем усаживались на ярко-жёлтые кувшинки, замирали на мгновение и снова срывались в головокружительные дуэли.