— Да, Ваня. Садись. — Тася пошла по проходу к «Камчатке». — Ребята! На завтра всем задание. Придумать такие же «живые» задачи. Каждый должен придумать пять «живых» задач. Везите на грузовиках, на лодках и паровозах — что угодно.
— А на самолёте можно?
— Можно, Коля, можно.
В коридоре Григорьевна торжественно зазвонила в маленький звонкий колокольчик.
— Всё, ребята. Урок закончен. До завтра.
— До сви! Да! Ни! Я-а-а-а!
Мальчишки и девчонки быстро побросали в мешки тетрадки и книжки. Дежурный мальчик ходил вдоль парт, собирая чернильницы-непроливайки и ручки, складывал их на специальную полочку. Девочка поливала цветы из смешной жёлтой лейки.
Тася подошла к комиссии. Те встали ей навстречу. Тася пытливо посмотрела на них. Её высокая грудь вздымалась. Ей неожиданно стало жарко, и смуглые щёки зарумянились двумя алыми маками. Тася оперлась рукой о парту. Она внезапно почувствовала одновременно и усталость, и лёгкость. Она понимала, что уроки прошли хорошо, что её труд был виден. Господи, сколько же ночей она не спала! Сколько она бумаги перевела, расписывая планы этих вот уроков, сколько слов было ею выговорено — в полях, в перелесках, когда она мост разбомбленный переходила через Толоку… Но вот эти все её придумки, вот эти все её находки, эти её по крупицам собранные приёмы и приёмчики — как они будут приняты?
И не успела председатель комиссии открыть рот, чтобы сказать что-нибудь, как седая Тамара Григорьевна, вытирая слёзы, подошла к Тасе, обняла и поцеловала в лоб.
— Умница, деточка!
…Тася подошла к парте, на которой аккуратно лежали учебник и тетрадка. Непроливайка была аккуратно накрыта картонным кружком. Из-под парты раздавалось тихое бурчание. Тася наклонилась.
— Ваня?
Ваня, круглощёкий мальчик со смешным белым чубчиком на коротко стриженной круглой голове, не обратил ни малейшего внимания на учительницу. Он по-крестьянски основательно устроился под партой. На полу был расстелен маленький кожушок, вытертый до дыр бабушкин старинный шерстяной платок висел на крючке, изображая то ли дверь, то ли занавеску. Ранец был прислонён к боковине парты, и Ваня как раз был занят тем, что вынимал оттуда большого флегматичного рыжего кота. На полу уже стояло блюдечко с налитым молоком.
Дети вокруг хихикали, ложились на парты, стараясь рассмотреть рыжий хвост.
— Ребята, тише, пожалуйста, — Тася поднялась, лихорадочно соображая, что же ей делать.
Ещё чуть-чуть, и класс можно будет не собрать — все смешинки будут вываливаться из детишек до последнего урока. Но устраивать наказание Ванечке она тоже не хотела. Она и так потратила почти месяц, чтобы этот замкнутый мальчик перестал шарахаться и плакать.
…Ваню привела в Тодоровскую среднюю школу его двоюродная тётка, «сумасшедшая Бублиха», которая дружна была с Тасиной свекровью. В школе было пять переполненных первых классов. Четыре учительницы со стажем «костьми легли», положили весь свой авторитет, чтобы подобрать себе детей получше. А Ваня, этот тихий, никого не слышащий мальчик, который выглядел много младше своего возраста и постоянно возился со своими куклами и рыжим котом — кому он был нужен? «Дурачок» — это было самое мягкое определение Вани, которое шептали в школьных коридорах.
Бублиха плакала, рассказывая, как долго расспрашивали её, как долго с Ваней разговаривали учительницы. Да, они знали его историю, но… Но Ванино странное поведение, вне всякого сомнения, прямо указывало на болезнь. На серьёзную болезнь. Которую надо лечить в специальной школе. Ну не имеют они права брать такого мальчика. Вот тогда-то Ульяна преодолела себя, загнала под лавку ревность к невестке и пошла на другую половину дома, где Тася готовила скромный ужин. Тася пришла на половину свекрови чуть позже, аккуратно притворила дверь в веранду, придвинула табуретку к тёплой печке и тихонько села.
— Уля, — Бублиха вытирала слезы платком, — Уля! Они ж всё слышали, курвы! Я ж им всё-всё рассказала, Уля! Ой, как же я плакала, как в ноги им кланялась!
Бублиха увидела Тасю, поздоровалась, но не могла перестроиться сразу — её душила обида, слёзы так и брызгали из её глаз.