Деды и прадеды

Вообще-то моя бабушка знала о травах, наверное, всё. Весь потолок сарая, все кладовки и закоулки нашего старого дома были завешаны и завалены пучками сушащихся трав и кореньев. В бабушкиной комнате, где обычно я спал, стояла старенькая этажерка, на которой стояло множество книг по педагогике, воспитанию. И целая полка была отведена под книги по травам с прихотливыми цветными рисунками. Позже, начитавшись индейских историй, я сам увлеченно помогал бабушке в сборе. Из наших утренних и вечерних походов мы приносили тысячелистник, зверобой, лесную мяту, зверобой, полынь и ещё бесчисленные травы и коренья, названия которых я не удосужился запомнить.

Как-нибудь я расскажу про удивительный декофт, на который молилась ещё гоголевская Коробочка, или про корни аира. Как-нибудь потом…

Утро захлёбывалось в разноцветных красках, задыхалось ароматами цветов в бабушкином цветнике. Фиолетовые, розовые и белые клематисы, бесчисленные розы — самые душистые розы сбрасывали последние капли утренней росы. Я задернул тюль и повернулся. Послышались бабушкины шаги. Войдя в веранду, она едва успела поставить большую миску с картошкой, как я прыгнул к ней, повизгивая от счастья.

— Доброе утро, бабушка!

— Доброе утро, Гришенька! Как спал? — она гладила меня по голове удивительно тёплыми руками.

Кожа на её руках была шершавой, грубой от постоянной работы в саду и в огороде. Но эти руки были такими добрыми, такими самыми любимыми, что я закрывал глаза и тёрся головой об её живот, вдыхая такой знакомый запах, мурлыкая, как котенок.

— Хорошо спал, бабушка! Знаешь, бабушка, а Маркиза нигде нет!

— Ну, котик, наверное, спит уже. Он же ночью ловит мышей. А днём спит.

— А ещё он воробьев ловит, да, бабушка?

— Да, я же тебе рассказывала.

— Бабушка, ну, бабушка, ну расскажи ещё раз, ну пожалуйста!

— Гришенька, я расскажу, расскажу. Но мы сейчас уезжаем с тобой к тёте Варе.

— К тёте Варе? Это что в Дарьевке? К твоей сестре? Мы сейчас поедем к твоей сестре?! Ур-р-ра! — мой крик услышали, наверное, все соседи. — А почему?

— У неё день рождения. И ещё ей вручили самый главный орден нашей страны.

— Тётя Варя — Герой Советского Союза?! — изумился я. Я уже хорошо изучил все награды страны по «Что такое, кто такой». (Вообще, эти три оранжевых тома были моей главной книгой до первого класса.)

— Нет, Гришенька, — засмеялась бабушка, — нет, Варя получила орден Ленина за работу за свою. Ты же знаешь, как она работает.

— Здорово! — восхитился я. — Бабушка, а твои два ордена, если сложить, это будет орден Ленина?

— Нет, Гришенька, это другие ордена. Ордена не складываются.

— Бабушка! — начал я.

— Хватит, Гриша! Собираемся.

* * *

И мы собрались довольно быстро. Тогда автостанция была ещё рядом с нашим домом — через два полицайских дома, напротив военкомата. Я знал, что соседи наши — бывшие полицаи, поэтому туда не ходил дружить.

В том времени была у меня какая-то странная мания. Я обожал запах бензина, который шёл от стареньких «львовских» автобусов. Жаркие, с маленькими форточками, пузатые автобусы с красными, синими и зелёными полосами на бортах были для меня воплощением самых чудесных, технических ароматов. Когда мы с бабушкой ездили в Киев к родне либо ещё в какие путешествия — в Торжевку, Зозулиху или за Мироновку, в леса за травами или за земляникой — я вдыхал запахи нагретого дермантина сидений, пластика обшивки, масла, пыли, резины и, конечно же, бензинового выхлопа. Этот мужской запах кружил мне голову, он был таким чужим и таким непохожим на окружавшие меня запахи: земли, травы, бабушкиных роз, разноцветья и садов, кроличьих клеток, собачьей будки, муравейника, парного молока, сена, свежего хлеба, тёплых луж, пенки малинового варенья, печной золы, глины, смородины, извёстки, теста, свежего ветра с полей, керосина, кофейной горечи полыни, солоноватого бурьяна, груш, клопа-вонючки, терпкой картофельной ботвы, борща, сладкой моркови, детского крема, чистотела, резкого, как случайный удар футбольным мячом в нос, медовых оттенков прополиса, яблок, книжного, тёплого и уютного запаха школьной библиотеки…

Поэтому, когда я опять потерялся на автостанции, бабушка уже знала, где меня искать — она быстро обошла автобус и нашла меня среди шофёров, увлечённо и радостно о чём-то кричавших у раскрытого заднего люка двигателя. Она пообещала мне купить бутылку лимонада, если я буду себя вести хорошо, что было совершенно излишне, так как я очень любил ездить в Торжевку. А ещё я знал, что Дарьевка расположена рядом с Торжевкой, и всегда хотел увидеть, где живёт тётя Варя, где «закопан родовой пуп», о котором я так много слышал.

Несколько раз, когда меня бабушка брала с собой на торжевское кладбище, я знал, что я поеду к бабушке Ков-Ков.