Деды в индиго

Лева Смолянский шел с ночного дежурства. Домой. В лифте к нему запрыгнул Никеш и попытался изменить маршрут, а потом Бодуненц, но безрезультатно – удалось отвадить. Всё. Скорее спать. Перед тем на улице он встретил скучающего Люлипупенко, а еще ранее – Витька-Гагулька – в одиночестве терся у газона.

– Ты ничего на работе не забыл? – ощерился Витек.

– Да, вроде, нет.

– А на ногах?

Лева и не заметил, как по ходу не снял с ног синие пластиковые бахилы.

– С тебя десятка! За образ! – рубанул Гагулёк.

– Ща, разбежался!

* * *

Дело в том, что у Никеша затевался крутой евроремонт. Еще полгода назад. И закончился недавно. Почти. Никеш до сих пор от краски не отмылся. Сами понимаете, в баню сходить, особенно когда нет горячей воды, да что греха таить, и холодной – святое, святее не бывает. Вернее, бывает – встреча с друзьями… Но не в этот раз.

* * *

Шуран Кисельков вышел к первой полупаре в гунитет. Затрусил по двору до остановки.

Вот Люлипупенко, деловито мусолящий полтинник. Вот стоящий у газона Витек-Гагулек. Вот жена Малярчука, спешащая в булочную. Вот ускользающая допплеровским эффектом спина Бодуненца… Опаньки! Прямо в лужу! Финиш! Приплыли! А плавать-то мы не умеем. Вот Никеш, чешет тело в раздумьях – мыть или не мыть? Почти как у шекспировского Гамлета. Вот Музян, сидит на лавке прямо по курсу.

– Не Шуран ли Кисельков? – поднял брови Молик.

– Он. В первоестественном состоянии.

– Привет, студёный. Степаныча дают?

– Здоровась, коль не шутите. Пока дают.

– Ну, садись. В ногах зачетки нет. Рассказывай, как до жизни такой докатился.

– А че рассказывать? Всё как у всех. Экзамены-переэкзамены. Зачеты-перезачеты. Долги-передолги.

– И у меня. Видишь, от корешей за кустом прячусь. Дай сорок блей.

– Только сотня, – порывшись в карманах, сообщил Кисельков. – Остатки стипы.

– Экспроприирую. Буду должен. Пора.

Глава 3

8.40

Бодуненц решил, что после столь горячей оперативки вполне можно подсушить промокшие ботинки и носки.

Носки он аккуратно разместил на включенном электрочайнике, а ботинки развесил на циркуле, установив его перед обогревателем. Раз Бодуненц преподавал в лицее начертательную геометрию, то такого добра, как циркули и транспортиры, у него было хоть ложкой ешь.

Вошли мастер Прохоров с подмастерьем Глебом.

Проктер энд Гембл вальяжно спросили:

– Послушай, геометр. Нарисовал?.. О, аппетитный бутылек!

Понюхали – на спирту. Бодуненц не успел моргнуть глазом – глотнули.

– Крепкая штучка. Экстази! Что это?

– Японская тушь.

– Да ну? Хорошо упала!

И мастера ушли, забыв зачем приходили.

* * *

Люлипупенко и Вадик завалились в киоск. В винный отдел. Пока было затишье.

– Светики-приветики! Нам, как обычно, чеканку.

– Друзья, – нарисовался непонятно откуда взявшийся Витек-Гагулек, – две!

– Тебя каким ветром надуло?

– Давно во дворе стою, друзей караулю.

– А вчера?

– Вчера еще был на сборах.

– Музяна не видел?

– Сховался где-тось, чемодан.

– А вот и нет, – гоготнул во всю физиономию объявившийся Музян. – С меня роса – в счет долга.

Намечалась славная утренняя вечеринка…

* * *

Никеш решил: «Всё-таки в баню. Спина чешется, спасу нет. Но сперва в чипок за "веником для души"».

На входе он столкнулся нос к носу со всей гоп-компанией.

– Я – в баню, – отреагировал Никеш мгновенно.

– А если?..

– Не сегодня. В смысле, не сейчас. Сейчас надо побыть наедине с паром.

– Смотри, мыло хозяйское.

Глава 4

8.45

Позвонила секретарь Их Величества Люси.

– Господин Бодуненц, срочно зайдите к Александру Леонхардовичу! Срочно!

– Вот те на! В чем же я пойду? Носки еще сырые. Будь что будет! Одену на босу ногу.

И Бодуненц снял с циркуля полусырые ботинки.

* * *

Малярчук тем временем вспоминал, за что ему такое наказанье. Было всё так. Как всегда…

Всева Малярчук не спеша вышел из подъезда.

– Пойдем, промокнем горлышко, – восторженно замурлыкал Музян, известный в определенных кругах забулдыга в первом поколении.

– Ну что, архаровцы, заждались, затомились? – распростер объятия Всева-Всевышний.

– Еще бы, – сверкнул глазами Арнольд.

Собралась вся братва: Шуран Кисельков, Саша Квартет, Арнольд Люлипупенко, Лева Смолянский, старый пензер Малярчук, «капельмейстер» Музян. В общем, полный флешмоб или мобфлеш, одним словом.

После третьего стакана Малярчук сунул руку в карман, чтобы достать носовой платок и по традиции звучно высморкаться. Но платок выскользнул из ладони и стал падать прямо в грязь. Всева норовил подхватить его на лету, но тщетно. Зато в спине что-то хрустнуло.

– Ой, поясница, – застонал Малярчук и закаменел прямо на глазах изумленных соратников: ни взад, ни вперед.

– Ты что удумал, симулянт? На тебе еще воду возить и возить.

– Ребяты, не бросайте меня. Ребяты! – заскулил Всева.

– Не кипишуйся, кореш! Пацаны, докинем его до хаты – пусть отлежится малость, – объявил Квартет.

И Малярчука понесли, как чучело медведя, на спине у Сашка.

– Тяжелый, гад! Вишь, как отъелся, – сопели мужики.

Лифт, как назло, не работал. Матерясь на чем свет стоит и задевая темно-синим малярчуковским драпом побеленные стены, ребята кое-как доставили Всеву на седьмой этаж.