Деды

— Если хотите ещё раз воевать с Францией, — сказал он, — то воюйте хорошо, ибо война плохая — смертельный яд. В этом случае лучше и не предпринимать её! Всякий изучивший дух революций был бы преступником, если б умолчал об этом. Первая великая война с Францией должна быть также и последнею.

Спустя пятнадцать кровавых лет Европа в 1812 году убедилась в вещих словах Суворова.

На другой день он выехал из Праги в сопровождении небольшой свиты. По дороге, в моравском городке Нейтитченке, где умер и похоронен австрийский фельдмаршал Лаудон, пожелалось ему взглянуть на гробницу этого замечательного человека. Погрузясь в глубокую задумчивость, долго стоял он и смотрел на длинную латинскую эпитафию, где в подробностях и до последних мелочей исчислены были дела, чины, титулы и отличия Лаудона.

— К чему такая длинная надпись! — произнёс он наконец в раздумье.

Рядом с ним стоял Фукс, ловя на лице великого старца все оттенки сокровенных дум, волновавших его душу в эту замечательную минуту.

— Нет! Когда я умру, — продолжал Суворов, обратясь к своему спутнику, — завещаю тебе волю мою: когда я умру, не делайте на моём надгробии похвальной надписи. Напишите просто, всего три слова: «Здесь лежит Суворов» — с меня и довольно!

XXIX Смерть великого деда

Доехав до Кракова, Суворов почувствовал себя дурно. Он через силу поехал на бал, данный в его честь, но среди пышной толпы видимо казался утомлённым и грустным; здесь уже не было в нём ни обычных его остроумных выходок, ни оригинальностей. На другой день у него открылась болезнь, известная под названием «фликтены», сыпь и водяные пузыри покрыли всё его тело. Он поспешил добраться до Кобрина, где находилась его «маетность», и как ни торопился в Петербург, однако, против воли, должен был слечь в постель. Император Павел, встревоженный известием о болезни своего генералиссимуса, прислал к нему своего лейб-медика Вейкарта. «Молю Бога, — писал он, — да сохранит мне героя Суворова. По приезде вашем в столицу увидите вы вполне признательность к вам вашего государя, которая, однако ж, никогда не сравнится с вашими подвигами и великими заслугами, оказанными мне и государству»

Ежедневно скакали курьеры из Кобрина в Петербург с депешами о состоянии здоровья Суворова. Медики советовали ему пользоваться водами, но он вообще пренебрегал медициной, не терпел лекарств и лечился по-своему.

— Помилуй Бог! — отвечал он на все эти советы. — Посылайте на воды здоровых богачей, игроков, интриганов, а я ведь болен не шутя… Мне надобны деревенская изба, молитва, баня, кашица да квас.

Однако, известясь о воле государя, который желал, чтобы больной следовал предписаниям медика, Суворов подчинился приказаниям Вейкарта. Однажды как-то велел он денщику своему Прошке отыскать свою старую аптечку, подаренную ему Екатериною.

— Я только хотел поглядеть на неё; она надобна мне только на память, — оправдывался он, когда Вейкарт сердито отнял у него ящичек.

Предписано было ему одеваться теплее, а он не хотел и отговаривался тем, что «я-де солдат!».

— Вы генералиссимус, — возразил ему Вейкарт.

— Так-то так, да солдат с меня пример берёт! Вот что! — отвечал несговорчивый Суворов.

Никак не могли также убедить его есть скоромное в великий пост. Однако Вейкарт значительно помог своему пациенту. Почувствовав облегчение, старик усердно принялся ходить в церковь, по обыкновению пел на клиросе, читал Часы и Апостол, клал положенные поклоны. Вспыльчивый Вейкарт беспрестанно сердился на него, доказывая, что всё это изнуряет его физические силы, а Суворов, в отместку за ворчливость, заставлял его говорить по-русски, ходить вместе с собой в церковь, есть постное и от души смеялся досаде немца-врача, который всячески старался отбояриться от такого непривычного ему образа жизни. Слыша о беспрерывной благосклонности государя, с чувством говорил Суворов: «Вот это вылечит меня лучше Ивана Ивановича Вейкарта!» Он всё ещё деятельно занимался перепиской, пересматривал и проверял списки наград, заботливо спрашивая: «Не забыт ли кто?» Но по временам, чувствуя безнадёжность своего здоровья, говорил, что лишь бы добраться до Питера, увидать государя, а потом — умирать в деревню. Советовали ему просить у императора ещё какое-нибудь материальное обеспечение для себя и детей.

— Как!.. мне испрашивать ещё что-нибудь у щедрого монарха… Да это подло, совестно, грех! — с негодованием воскликнул бескорыстный старец.

Но в другие часы забывал он о своей деревне и говорил о военных делах, о битвах; мечтал о новом походе в Италию, во Францию, в Париж, где, по его убеждению, только и| мог быть положен действительный конец деспотическим действиям республиканцев; создавал новые планы освобождения Европы, писал письма к государям и знаменитым современникам; разговаривал о приготовлениях к триумфальному въезду его в Петербург.