Дефект плацебо

Заваливаюсь на диван, закрываю глаза и несмотря на бубнеж Ягодки, проваливаюсь в глубокий сон.

— Леон... Проснись...

Резко дергаюсь, когда вижу перед собой лицо. Не сразу доходит, что меня так быстро срубило в сон.

— Ужин приехал, я уже все подготовила, — Ягодка отстраняется от меня когда понимает, что находится слишком близко.

— Курьер приходил?

— Ну да.

А я даже не слышал. Впервые за свою жизнь я не проснулся от легкого шороха. Неужели я теряю бдительность?

— Я не хочу, — отмахиваюсь.

Какой нахрен ужин.

— Пожалуйста, — она садится на край дивана, — сегодня ровно полгода, как мамы не стало...

Хочу съязвить, но совесть не позволяет. Последнее время эта сволочь сильно меня мучает.

Поднимаюсь и иду в ванную. Открываю кран и подставляю ладони под ледяную воду. Набираю ее и окунаю лицо. Пытаюсь взбодриться, но получается хреново.

Когда выхожу из ванной, Алина уже сидит за столом. Ровная осанка поражает.

На ней одето красивое черное платье с тонкими бретельками. Изящно, сексуально, но как-то траурно. Тем более в сочетании с ее печальным лицом.

— Я не знал, — произношу и занимаю свои руки бутылкой.

Хватаю штопор и с силой вгоняю винт в корковую пробку.

С приглушенным звуком выдергиваю ее. В нос ударяет цветочный запах вина.

Это конечно не «Эшезо гран крю», но пахнет тоже кайфово.

— Мама любила это вино, — нарушает тишину.

Молча разливаю темно-бордовую жидкость по бокалам.

— Иногда я думаю о том, что она сказала, если бы была жива и видела в какое дерьмо я вляпалась.

Алина смотрит в бокал, а после залпом осушает его. Повторяю за ней и опять наполняю бокалы.

— Наше знакомство она точно не одобрила бы, — ухмыляюсь.

— Ответь мне. Только честно, — Ягодка подвигается, будто это поможет узнать правду.

— Что ты хочешь знать? — одним глотком выпиваю вино.

Это не похоже на ужин. Не напоминает тихий поминальный вечер. Просто две измученные души решили нажраться и забыться. Лирично и так банально.

— Это не ты?

— Что не я? — не понимаю.

— Не ты убил... Ее? — она жмурится, боится моей реакции.

— Не я, — честно отвечаю.

Полгода назад я жил прекрасной жизнью и знать не знал нихрена про загадочный «Артериум» и его плацебо.

— Спасибо, — облегченно выдыхает.

— За что? — вскидываю бровь.

— За правду.

Я опять хватаюсь за бутылку. Организм прям требует.

— Как тебе мое платье? — она спускает одну бретельку и оголяет плечо.

— Пытаешься соблазнить меня?

— Я просто жду комплимент.

— Платье как платье, — стискиваю зубы, пытаюсь не поддаваться на провокации.

— Ты так галантен, — она смеется и осушает очередной бокал.

Кажется, что Ягодка уже захмелела.

— У тебя когда-нибудь была женщина? — еще один вопрос, которым она шарашит меня, как сковородкой по башке.

— Хочешь проверить?

— Господи, я не в этом смысле, — прикладывает ладони к щекам, — ты такой дикарь. И судя по общению, вряд ли ты в курсе как общаться с девушками.

— Мне похуй, — коротко отвечаю, — главное, что я умею быть убедительным. Еще ни одна не устояла.

— Спорим: я смогу? — тянет ладонь через весь стол.

— Какой смысл от этого спора? Спор интересен тогда, когда выигрыш того стоит. Тебе нечего мне предложить, — аргументирую свою позицию и не забываю подливать вино.

— Я так и знала что ты никогда не жил с женщиной, — переводит тему.

— А как ты вообще себе представляешь жизнь с таким как я? Та, кто на такое поведется — чокнутая. Шизанутая на всю голову. Никто в здравом уме не станет делить квадратные метры с тем, кто запросто может прицелиться и спустить курок.

Не знаю зачем это говорю. Скорее всего вино ударило по шарам и потянуло на откровения.

— Ну я же делю, — возражает.

— Не по своей воле. Мы оба об этом знаем.

— Ты спас меня два раза. Поэтому не нужно выставлять себя хуже, чем есть на самом деле.

— Тебе что-то нужно? Просто не понимаю к чему ты пытаешься задобрить меня. Если хочешь свалить — так сегодня уже был шанс, — перехожу к делу.

— Мою маму нашли в гостиничном номере отеля. Мертвую. Она лежала в ванной, где по версии полиции и перерезала себе вены. В ходе следствия, все показания указывали на то, что она самоубийца...

— Зачем ты рассказываешь мне это? — перебиваю ее.

— Это называется — поделиться своей болью, Леон. У тебя когда-нибудь болело здесь?

Она подходит ко мне и хватает мою ладонь. Прикладывает к своей груди и я слышу бешеное сердцебиение. Наверняка с такой скоростью бьется сердце у птички, которая попадает в силки.

— В номер никто не входил. Дверь была закрыта изнутри.

— Окно?

— Исключено. Девятый этаж.

— Из соседнего номера? — выдвигаю еще одну догадку.

— Соседние номера пустовали в тот день.

— Тогда...

— Тсс, Леон. Я не верю, что она сама это сделала. После того как я вступила в наследство и получила акции в «Артериуме», один из соучредителей настойчиво требовал меня отказаться от доли, — смотрит на меня своими опьяненными глазами, по-щенячьи доверчивыми.

— Они убрали ее специально, — облизывает губы, — тот, кто заказал тебе убийство Садальского, наверняка имеет отношение к смерти моей мамы.

— Даже если и так, — опускаю глаза, чтобы не смотреть на нее.

Так проще быть непробиваемым.