Дефицит Высоты. Человек между разрушением и созиданием

Опыты, поставленные на обезьянах, в процессе которых они могли обмениваться какой-то мишурой, как бы продавая и покупая её за жетоны, показали, как быстро это портит их характер, как легко возникают жадность, зависть и злоба. Хотя среда их обитания при этом остаётся неизменной. Достаточно было доисторической женщине стать обладательницей особенно мягкой, с красивым узором шкуры, как у некоторых её соплеменниц это неизбежно вызывало зависть. И особенно активные из них предпринимали меры к тому, чтобы стать обладательницей такой же красивой шкуры. А кто то находил более простое и радикальное решение, решив, что эта шкура должна принадлежать ей. И это «разнуздание» происходило без каких-либо социальных и экономических предпосылок, на стадии самых примитивных социальных отношений, и отсутствии признаков экономики. Так же и по версии К. Хорни [3] истоки разрушительности, главной формой которой она считает «разрушительное соперничество», лежат в сфере экономики, (по другой версии — присущи индивидуалистическому обществу). Как будто были времена, когда человек не конфликтовал и не убивал.

Более реалистичны представления Г. Зиммеля, изложенные в коротком очерке «Человек как враг». Он понимает, что «враждебность является некоторой формой или основой человеческих отношений наряду с другой — симпатией между людьми». Возможную причину этого он видит в том, что человек «согласно рассудку» является эгоистом, «и обратить этот естественный факт в его противоположность» природа не в состоянии. Это, по его мнению способен сделать только сам человек вследствие «некого метафизического бытия внутри него».

Говоря о «сущностно присущей нам антипатии», он указывает на одну из её причин — «дух противоречия». Справедливо указывает, что отношения примитивных групп почти всегда враждебны, а во многих случаях поводы для вражды столь же ничтожны, как и для войны Белой и Алой роз. Столь же малые основания, по его мнению, имеет «стихийное отвращение, даже чувство ненависти между мужчинами и женщинами», и вообще чувство ненависти, получившее такое распространение, потому что «тайное ощущение собственной вины мы умеем прикрывать ненавистью, которая облегчает приписывание вины другому». Прямо противоположно озабоченности Зиммеля мнение Эмпедокла считавшего, что не имеет смысла пытаться обращать «враждебность» в её «противоположность», ибо мир живых существ может существовать лишь до тех пор, пока идёт борьба между противоположными силами Вражды и Любви. Причину такого благодушия можно понять, как никак человек жил за 24 века до двух мировых войн, сталинского ГУЛАГа и нацистских концлагерей.

Собственно говоря, этим и исчерпывается описание видов и причин разрушительности, и при этом не делается никаких выводов, и не даётся никаких рекомендаций по уменьшению или, хотя бы, избежанию разрушительности в плане чисто личном. Голос Зиммеля в своё время не был услышан, потому что тогда в моде была борьба, и такая разновидность ненависти, как классовая, считалась полезной, даже совершенно необходимой для победы, штукой. А колониалистам очень помогала ненависть к отсталости. Отсталыми тогда считались все, кто плохо вооружён.

Особой симпатией к разрушителям выделяется Ницше с его идеей сверхчеловека. Само определение сверхчеловека, данное Ницше, «белокурая бестия», в явном виде указывает на отрицательный уровень его деятельности. Бестия, как и бес, разрушительная сущность. «Сильная личность» у Ницше призвана «порвать горизонт». Невольно приходит на ум «порвать на куски» и «закатать в асфальт». Чересчур криминально. Понятно, почему нацисты питали такие симпатии к Ницше. «Тип преступника — это тип сильного человека, при неблагоприятных условиях этот сильный человек сделался больным…» Ну, конечно, созидание — это прибежище для слабаков, преступники — все сплошь сильные. Чушь. Среди откровенных разрушителей довольно большой процент женщин: это и карманщицы, и клофелинщицы, и наводчицы, и охотницы за богатыми женихами, и аферистки всех мастей, и «разведённые стервы» и ещё не разведённые, но близкие к этому. Упомянутые типажи далеко не «тип сильного человека».

Сверхчеловек — это мечта Ницше, которую он противопоставляет слабости в себе, но не в состоянии превратить в реальность. Этот «сверхчеловек» не может быть никем иным, как разрушителем. Поэтому он так пришёлся по душе нацистам. Сам Ницше очень ценил в людях умение «приказать великое», но не понял, что это должно быть «великое созидательное». И то, что Ницше к концу жизни сошёл с ума, является свидетельством в пользу закона абсолютности разрушения: разрушительность, не реализованная вовне, разрушает самого разрушителя.